Убийственное лето

– Жюльетта, можно, мы перейдем на «ты»? Послушай. Передай Пинг-Понгу, что я буду ужинать у своей учительницы в Брюске, она потом подвезет меня домой, пусть он не беспокоится.

Она обещает, но потом просит еще раз сто повторить, что именно ему нужно передать, последний раз я говорю уже без акцента, боюсь, что именно из-за него она не врубается. Наконец закругляюсь:

– Обнимаю тебя. Разрешаешь тебя обнять?

Она отвечает, что разрешает.

– Тогда обнимаю. Вот увидишь, ты будешь гордиться мною в этом платье. Оно потрясное.

Когда я вешаю трубку, Элизабет протягивает мне мою недопитую бутылку тоника и открытый справочник. Я просто вырываю страницу, на которую она указывает. Она сначала пугается, а потом смеется. Я спрашиваю:

– Ты знаешь, что я выхожу замуж?

Она серьезно кивает, но готова расхохотаться. Я ей говорю:

– Это не помешает нам дружить, ведь так?

Внезапно я готова любить весь мир, сама не знаю почему. Кладу сложенный вчетверо листок из телефонного справочника в свою полотняную сумку. Смотрю на часы на запястье, мать заказала мне их по каталогу «Труа сюис» в подарок на день рождения, который наступит только послезавтра. Современные, выглядят очень стильно, потому что на циферблате нарисованы римские цифры. Почти пять часов.

Я повторяю свой вопрос Элизабет:

– Ведь так?

Она отвечает:

– Конечно, я – за.

Мы обе смеемся, и я ухожу. Правда, через заднюю дверь, чтобы не столкнуться во дворе с Микки.

Я иду прямо на автобусную станцию. Но, даже если я расплющу себе нос, вчитываясь в расписание под стеклом, раньше шести часов в Динь ничего не идет. Попробую пешком. Если меня никто не подхватит на выезде из города, я всегда успею остановить проходящий автобус. Как правило, когда я голосую на дороге, тормозит первая же машина. Наверное, я внушаю жалость, но мне наплевать.

Иду через площадь и захожу в аптеку Филиппа позвонить мадемуазель Дье. С ним его ассистентка, просто рвотный порошок, и я не хочу звонить в ее присутствии. Он отводит меня в подсобку, где еще в прошлом году по вечерам – раз или два в две недели – заставлял меня раздеваться. Он обходился тем, что только смотрел на меня или, в редчайших случаях, чтобы окончательно довести меня до безумия (от него я могла идти прямиком в психушку), он гладил мне груди или живот кончиками пальцев. Как я ни издевалась над ним, как ни умоляла, он хотел только смотреть на меня, и ничего больше. И тем не менее в конечном итоге я влюбилась в него так, как ни разу ни в кого другого. За день до нашего свидания у меня сердце выпрыгивало из груди. Вот и поди разбери, что к чему.

Даже сейчас, перед висящим на стене телефоном, среди стеллажей с разложенными на них лекарствами, в том же оранжеватом, льющемся с потолка свете, у меня снова возникло что-то похожее на волнение. Филиппа вроде опять разобрало – когда он меня видит, то тоже исходит на мыло, а я звоню мадемуазель Дье – сначала в мэрию, потом домой. Когда она подходит, можно подумать, что она сейчас где-то на другом конце света, в Австралии или, скажем, на Северном полюсе, – так она холодна со мной. Она говорит, что я обещала ей прийти и она прождала меня весь день, что пироги зачерствели, что она даже приготовила мороженое и подарок мне на день рождения – пришлось кричать, чтобы остановить ее. Она замолкает, я представляю себе, как она кусает нижнюю губу, уставившись в пол, в своей ярко-желтой плиссированной юбке, которую наверняка надела, потому что в прошлый раз я сказала, что она ей идет. Тогда я говорю:

– Хорошо. Выслушайте меня, Горе Луковое.

Так она называла меня, когда я у нее училась, а теперь так называю ее я, но мы никогда так и не смогли перейти с ней на «ты». Я говорю:

– Вы сядете в машину и приедете в Динь увидеться со мной.

Господи, она едва не задохнулась. В Динь! Ей тридцать один год, десять лет водительского стажа, малолитражка, которую можно вести, нажимая одной ногой на все педали, но она и трех раз не выезжала дальше указателя с названием своей деревни. Я говорю:

– Это очень важно. Вы должны приехать. Времени навалом. Нужно быть там к восьми.

После ее бесконечных «Почему?» – «Я вам объясню», после всех «Как?» – «Черт возьми, прямо по дороге!» она затихает на веки вечные, чтобы свыкнуться с этой мыслью, потом спрашивает плаксивым голосом:

– В восемь часов, а где именно? Я в жизни не была в Дине.

Я тем более. Поэтому обязательно найдемся.

Говорю ей подождать минуту. Иду к Филиппу в аптеку. Он обслуживает клиента, которого я знаю с виду, и тот дает мне подойти к прилавку. Я спрашиваю, где лучше назначить свидание в Дине, чтобы бедняжке не пришлось там зимовать. Вдвоем они вычисляют такое место.