Убийственное лето

Я отношу фотографию мужа Коньяты одному знакомому парню по фамилии Вареки, которого все зовут Вава. Он работает в типографии, а летом рисует портреты туристов на террасах кафе. Он соглашается за сто франков, специально для меня, и сделает на следующей неделе. А если я попозирую ему обнаженной, то бесплатно. Он, конечно, шутит. И я говорю, мол, там видно будет. Мы стоим на его лестничной площадке на самом верхнем этаже, у него в комнате люди. Я прошу его, чтобы краски были поярче, это подарок для человека, которого я очень люблю, а еще пусть не сломает эту мерзкую рамку. Потом спускаюсь, как старуха, цепляясь за перила, ужасно боюсь поскользнуться на натертом полу и сломать ногу.

Потом я занимаюсь списком подарков. Захожу в три магазина, выбираю, не глядя, то, что мне советуют, только добавляю две или три фигни, которые нравятся моей матери, я ей их отдам, тогда, по крайней мере, появится новая тема для разговоров. В четыре иду на почту, но Жоржетта сидит в своем окне, оттуда мне звонить нельзя. Здороваюсь, спрашиваю, как дела, и покупаю десть марок для приглашений. Пойду звонить из кафе напротив кинотеатра «Ле-Руаяль».

Там стоит телефонная кабина, на стенах которой нарисовано много чего поучительного. Лебалека нет на месте, пойдут его искать. Я слышу его голос в трубке, и ощущение, будто знаю его тысячу лет. Мне кажется, в этот треклятый полдень я обращаю внимание на все детали – лица, голоса, всякие мелочи; в моей кукольной головке все отпечатывается очень четко. Я говорю:

– Извините, месье Лебалек, вы не помните меня? Я учительница.

Он помнит. Я спрашиваю, не оставила ли я у него кулон – серебряное сердечко на цепочке. Он говорит:

– Я нашел его в своем кабинете. Я так и подумал, что он ваш. Я спросил ваш адрес у свояка, но он не смог найти номер вашего телефона.

Я говорю:

– У меня нет телефона, я звоню из кафе.

Он отвечает:

– А, понятно.

Я жду до потери пульса. Наконец он спрашивает:

– Послать его вам по почте или вы заедете и сами заберете?

Я говорю:

– Лучше заеду, а то вдруг не дойдет. Он мне очень дорог. А потом это будет повод вас повидать, ведь так?

Целая вечность. Он говорит:

– Да.

И ничего другого, только «да». Я говорю:

– Я рада, что вы его нашли. Я знаю, это глупо, но я была почти уверена, что он у вас.

Голос у меня слегка дрожит – как раз то, что надо. У него нормальный, только звучит чуть ниже и слегка неуверенно.

– Вы когда будете в Дине?

Я вкрадчиво говорю:

– А в какой день вам удобнее?

Если он не будет сейчас возражать, я завладею его сердцем, клянусь жизнью. Но он и не думает возражать. Долго молчит. Я спрашиваю:

– Месье Лебалек?

Он отвечает:

– Во вторник днем? Я поеду в банк в Динь. Могу куда-то его завезти.

Теперь молчу я, чтобы он понял, что мы друг друга понимаем. Потом говорю:

– Буду ждать вас на углу площади Освобождения и бульвара Гассенди в четыре часа. Там стоянка такси, я буду ждать напротив.

Он думает. Я мягко повторяю:

– В четыре? Удобно?

Он говорит, что да. Я говорю «хорошо».

Я не вешаю трубку, жду, чтобы он первым повесил. Больше ни он, ни я не произносим ни слова.

Я выхожу из кабины, ноги меня не слушаются. Внутри у меня пусто и холодно, а щеки горят. Я сажусь за стол, пью чай с лимоном, делая вид, что изучаю список подарков, и машинально, не думая, складываю в уме цифры. Вообще ни о чем не думаю. Сын хозяина, мы знакомы, подходит ко мне поболтать. На улице я оказываюсь около пяти. Я долго иду по солнцу. Снимаю с шеи красный платок и перевязываю волосы, глядя на свое отражение в витрине.

Иду сначала к Арлетте, потом к Жижи, но ни той ни другой нет дома. Когда Лебалек сказал мне по телефону: «Во вторник днем», – я подумала, что вторник – тринадцатое, и вся его история с банком просто выдумка[55]. Чтобы удостовериться, прохожу мимо банка «Креди агриколь». Тринадцатого они работают полдня и закрываются в двенадцать часов. Точно так же банк «Сосьете женераль». Да, его сердцем я завладела. Теперь его семейка поплачет у меня кровавыми слезами.

Не знаю, чем еще заняться в городе, чтобы отвлечься. Иду в бассейн, там иногда бывают Бу-Бу, или Арлетта, или Жижи, или кто-то из своих. Но сейчас там тысячи незнакомых отдыхающих, и такой стоит гул, что просто сил нет. На улице солнце. Я наступаю на собственную тень. Говорю себе: «После вторника ты бы разом могла покончить с двумя». Я сумею за это взяться, я себе представляла это целых пять лет – и так и эдак. Хозяйка кафе «Ле-Провансаль». Сюзи – кофе-с-молоком. Дочь Лебалека и сын. Нет, никто не вспомнит меня, я уверена, и меня никогда не найдут.

Пинг-Понг не виноват. Не больше, чем Микки или Бу-Бу. Но я хочу, чтобы они тоже заплатили, вернули долг за своего мерзавца-отца, хотя я никогда не думала, что их наказание должно быть таким же, как для тех двоих. Не знаю. Другой план, который я задумала с тех пор, как познакомилась с Пинг-Понгом, требует времени – трех, четырех недель? – но тогда руки у меня останутся чистыми, я просто воспользуюсь тем, чем наградил меня Господь. Не знаю.