Убийственное лето

– Если Дефидель и Мажорк будут на подъеме идти со мной бок о бок, тогда есть шансы выиграть. Они не меньше двадцати раз созерцали на финише мою задницу.

Я, лежа на спине, вытаскиваю из джинсов заправленную футболку и обмахиваюсь ею, чтобы было попрохладнее. Микки курит мою ментоловую сигарету. Он говорит:

– Пинг-Понг сказал, что сегодня вечером у нас праздник.

Он не смотрит на меня. Я говорю «да» и закрываю глаза. Я воображаю, что мы вдвоем в лесу. Я поглаживаю под футболкой, как будто машинально, свою левую грудь. Она горячая и набухшая, а под ней бьется сердце. Не знаю, смотрит ли на меня Микки. Я воображаю, что мы с ним в лесу, он ласкает мне грудь, и тут появляется Пинг-Понг.

С ним на «ситроене» приехал Тессари. Пинг-Понг говорит, высунув голову в окно:

– Я отвезу его и вернусь.

Я все же иду к машине, чтобы его чмокнуть, и, перегнувшись через Пинг-Понга, подаю Тессари левую руку. Говорю:

– Простите, но левая – это сердце.

Я знакома с племянником Тессари, терпеть его не могу, гаденький такой, любитель подсматривать. Я спрашиваю:

– Твоя «делайе» работает?

Тессари ржет. Пинг-Понг невозмутимо отвечает:

– Никуда не денется. Но с мотором «ягуара» проблем оказалось еще больше. Будет работать со старым.

Микки стоит рядом, обняв меня за талию. Он говорит Тессари:

– Все нормально?

И, как я, протягивает ему левую руку, перегнувшись через Пинг-Понга.

Когда они уезжают в город, мы возвращаемся на пригорок, где он бросил свой велик, и он по-прежнему держит меня за талию. Отпускает, чтобы мы могли сесть. Но я остаюсь стоять, глядя на солнце, которое уходит за горы. Микки говорит:

– Стемнеет не скоро.

Просит еще одну сигарету, и я ее зажигаю для него зажигалкой «Дюпон». У него вокруг глаз сеточка из морщинок, потому что он постоянно смеется. Я валюсь на траву рядом с ним, мне так тошно, что не передать словами. Микки, кстати, это чувствует и говорит:

– Да, когда солнце уходит, всегда грустно.

Я говорю «да», но это не столько про солнце, сколько про Пинг-Понга, и его самого, и Бу-Бу, и про то, что мне хорошо с ними – со всеми вместе.

Когда мы возвращаемся в тот вечер на «Ситроене 2 CV» с велосипедом Микки, прикрепленном сзади, через ветровое стекло машины я вижу во дворе Монтеччари свою мать. Меня не предупредили, что она приглашена на мой день рождения, и первое, что мне приходит в голову: а вдруг она заходила в дом и в комнате Командирши ей попалась на глаза фотография усатого мерзавца – настоящего? Мне становится плохо, но потом она меня целует и улыбается своей ангельской улыбкой, и тогда я успокаиваюсь.

Я говорю:

– Поужинаешь с нами?

Она отвечает:

– Нет, что ты! Только выпью аперитив. Не могу же я оставить его одного так надолго.

Она обнимает меня за плечи. Она счастлива, что попала сюда и увидела все святое семейство, а еще, что мне исполнилось двадцать. Она принарядилась, как могла, – надела летнее платье кремового цвета, которое обшила тесьмой, накрасилась – в самый раз – и идеально причесалась. Микки говорит, что ее можно принять за мою сестру. Мне хочется расцеловать ее, Микки и всех остальных, так я счастлива. Даже Мать Скорбящих надела новое платье в мелкий лиловый цветочек.

Во двор выставили большой стол, и я помогаю Пинг-Понгу разливать «Чинзано», пастис и игристое «Кларет-де-Ди». Коньята, которая очень давно не выходила из дома, рассказывает моей матери про Сосет-ле-Пен. Я пью воду, чуть подкрашенную «Чинзано». А потом из кухни появляется Бу-Бу с подносом, и там горят двадцать свечек. Все смеются, что я так удивлена, и поют в мою честь «С днем рождения тебя!» и хлопают. Поскольку мама не может остаться к ужину, они поставили свечки не на торт, а на луковый пирог – фирменное блюдо свекрови. Свечки сделал Бу-Бу, потому что у Брошара их не было, а Микки – голова дырявая – забыл купить их в городе. Клянусь, если снять эту сцену в кино, то, когда зажжется свет, у всех зрителей будут зареванные лица. Теперь уже Пинг-Понг обнимает меня за талию, и я говорю:

– Внимание! Смотрите, как я могу!

Делаю вдох и разом задуваю все свечки. Пинг-Понг говорит:

– Ну вот, теперь можно не сомневаться, примета сбудется – ты выйдешь замуж в этом году.

Затем, когда возвращается Микки, так и не снявший формы гонщика, – он отвез маму на том же «ситроене» домой, – мы все ужинаем во дворе, и постепенно темнеет. Горы становятся красными, слышно, как бредут стада с пастбища. Я, единственная, вообще не пью, мамаша Монтеччари совсем немного – и все ужасно веселятся, даже Коньята, она прямо кашляет и задыхается от смеха. Пинг-Понг часто целует меня то в шею, то в волосы. Рассказывает, как служил в армии в Марселе. Бу-Бу рассказывает про свою училку по математике, сорокалетнюю старую деву в чулках на круглых резинках чуть выше колен, ну и про все пакости, которые они ей подстраивали.