Убийственное лето

После обеда мы смешались с толпой на площади Освобождения, чтобы увидеть очередной пробег велогонщиков и нашего Микки, который, начиная с восьмого или девятого круга, выигрывал все спринты. Каждый раз он выскакивал справа или слева из-за спины Тарраци, шедшего очень быстро, и обгонял его на последних метрах, как котенка. Громкоговорители по всему бульвару без конца повторяли: «Лидирует Мишель Монтеччари, Приморские Альпы, стартовый номер 51» – и перечисляли специальные призы от магазинов города, которые ему предназначались. Или же вдруг между двумя проходами начинали объявлять, что его обошли броском на подъеме и он не отыграл на спуске, – всякие глупости, чтобы придать гонке напряжения, но можно было не волноваться: как только первые участники появлялись на круговой развязке, еще очень далеко, под первыми рекламными растяжками, за зеленой майкой Тарраци всегда выглядывала красно-белая майка Микки, и все окружавшие нас жители Диня начинали орать, что мой брат – гнусный жулик:

– Вот увидите, наш ему еще покажет!

И именно в такой момент, когда я переругивался с местными болельщиками после очередного спринта, ничем не отличавшегося от предыдущих, разве что Тарраци попытался удержать моего брата, ухватив его за майку, я отвлекся от Эль и потерял ее в толпе.

Сперва мы стали искать ее вместе с Бу-Бу. Жоржетта ушла за мороженым для братишки, что не облегчало дела: я боялся в довершение всего потерять и мальчугана. Жоржетта вернулась, когда гонщики в пятнадцатый раз показались на круговой развязке, и сказала:

– Наверное, зашла в туалет в бистро. Она ведь все-таки уже большая девочка.

Мы посмотрели, как Микки, строя рожи, напрягся, обошел всех, пересек линию финиша, а потом, расслабившись, влился в общий поток, чтобы немного передохнуть. У меня возникло мимолетное ощущение, что ему это далось легко, но сейчас, после выигранного спринта, он упустил удобный момент, чтобы обойти противников и вырваться далеко вперед, однако это была неприятная мысль, и я ее отогнал.

Я пробирался через толпу болельщиков до самого конца бульвара, заглядывая в окна всех кафе. Ее нигде не было видно. После бесконечной перебранки с полицией я смог перебежать через дорогу и пошел по противоположной стороне к площади Освобождения. Я был настолько поглощен поисками, что даже не слушал, что кричали громкоговорители.

Когда я наткнулся на Жоржетту, она сообщила мне, что пошел восемнадцатый круг и что Микки вместе с основной группой отстает. Выиграв шестнадцатый этап, весьма довольный собой, он расслабился и решил передохнуть: этим воспользовались трое гонщиков, среди них – Арабедьян, тот, что выиграл в Пюже, – они налегли на педали и ускорились. Я волновался из-за Эль и поэтому огорчился еще больше. Бу-Бу нигде не было видно, должно быть, он тоже ее искал. Я сказал Жоржетте:

– Они сейчас вернутся.

Но я даже толком не знал, о ком я – о Микки и гонщиках или об Эль и Бу-Бу. Жоржетта ответила:

– Никто не хотел быть лидером, вот Микки и отдувался за всех.

На самом деле на восемнадцатом этапе Арабедьян и двое других пересекли линию финиша, а Микки с основной группой отставал на сорок секунд. У него опять появилась на лице эта кривая ухмылка, означавшая, что он на исходе сил, а его майка была хоть отжимай. Я закричал, побежав вровень с ним по дороге, он меня услышал, как потом мне сказал, но не отреагировал. Те, кто его плохо знает, могли подумать, что он над всем насмехается и ему наплевать, но на самом деле он понимал, что влип.

В какой-то момент я увидел, что к нам пробирается Бу-Бу. На нем лица не было. Я спросил:

– Ты видел Эль?

Он покачал головой, но даже не взглянул на меня. Я подумал, что у него такое лицо из-за Микки. Теперь-то я знаю, в чем дело. Но рассказываю именно так, как все происходило тогда, не стараясь показаться умнее, чем я есть. Я сказал своему брату Бу-Бу:

– У меня еще есть шанс получить восемьсот франков за велосипед, который достанется победителю. Но если Микки не выработает правильную тактику с лидерами, вперед он уже не вырвется.

Бу-Бу кивнул, но вообще-то он меня не слушал. Чуть позже громкоговорители сообщили, что Микки и Спалетто, трековик из Марселя, оторвались от пелетона и нагоняют Арабедьяна. Все заорали, а Жоржетта засмеялась и начала целовать меня, и тогда я увидел ее, Эль.

Она показалась на другом конце площади, у края тротуара, и напоминала сомнамбулу, именно сомнамбулу, это первое, что пришло мне в голову. Она шла, останавливалась и снова шла, отталкивая тех, кто попадался ей на пути. Она смотрела себе под ноги. Каким-то внутренним чутьем я догадался, что она не понимает ни где находится, ни что делает, что она совершенно потеряна. Я почувствовал это, клянусь вам, а ведь она была больше, чем в ста шагах от меня, только силуэт в белом платье, такая маленькая, такая одинокая, я растолкал стоящих впереди и под свист полицейского побежал через дорогу с криком:

– Элиана!

Когда я схватил ее за руку и развернул к себе, ее глаза, полные слез, были еще больше и светлее, чем обычно. Я сказал:

– Что случилось?