Убийство русалки

— Однажды вечером я увидел Анну на лестнице перед домом на Улькегаде. Я знал, что она была проституткой. Все же она была сорным цветком, выросшим на мостовой, таким красивым и таким помятым, что я должен был сорвать ее головку. Я видел ее несколько раз на улицах, проходил мимо нее и посылал ей взгляды. Однажды я взял ее за руку и повел ее в ее комнатушку. Она не знала, кто я. Она служила мне моделью. Для моих поэм, для моих сочинений. Я воспевал ее бедра, ее груди, ее ноги, ее руки, ее зубы, ее глаза, ее кудри.

— А потом, что случилось потом? — спросил Козьмус.

— Ночью я лежал без сна и думал о каждой детали овальных краев ее сосков: небольшие бугорки на коже, соски, как вершины холмов, материнская грудь притягивала меня, как необъяснимое искусство, сводящее мужчин с ума, как полнолуние беспокоит собак. Я посещал ее снова и снова, скользил к ней по улицам Копенгагена, как тень. Она была как сильная микстура, заставлявшая мое тело и мои кости двигаться так, как их задумала природа. Она была нужна мне все больше и больше. Так это и должно было быть, — начал свой рассказ Ханс Кристиан и представил все это перед собой. Все не должно было быть по-другому. — Я болен, — сказал Ханс Кристиан.

— Это несомненно, — ответил Козьмус. Хансу Кристиану казалось, что у него на губах промелькнула улыбка. — Расскажите, что вы совершили, Андерсен.

— Я умею разговаривать с вещами. И они разговаривают со мной.

— Как это? Как можно разговаривать с вещами?

— Я знаю, что у подсвечников и оловянных солдатиков есть своя жизнь, что деревья и цветы умеют думать и чувствовать так же, как мы, что все вещи заперты в их форме и стремятся выйти из нее.

— Оставьте свою чепуху, Андерсен. Ближе к делу. Вы рассказывали про эту бабенку Анну, что было потом, что с ней случилось потом?

— Пока что этого недостаточно, до этого было недостаточно. Я должен был изобразить ее лучше, я должен был вырезать ее, я должен был получить еще больше ее. Может быть, это ножницы разговаривали со мной и подсказывали мне. Нужно было вырезать ее из чего-то большего, чем бумага, и кто будет их укорять? Тем вечером я убил ее и вытащил из ее комнатушки. На ее ногах оставались занозы из деревянного пола, вы же помните занозы, господин Браструп? Внизу на улице было темно, люди были пьяны, а городовой только что прошел мимо. Я вытолкал ее на тачке в порт, где у меня есть потайная комната в пакгаузе. Я нашел ее во время моих странствий. Это место заброшено. Никто не смог бы мне помешать. Но потом я понял, что мне хотелось большего. Я был как скульптор, который собирает группу людей в композицию. Мне нужна была еще одна женщина, чтобы закончить мою работу.

— Где? Что вы сделали? Где вы ее нашли?

— В Амалиенборге. Она была модисткой. Воплощение красоты. Толстые стены замка покрывались трещинами от ее смеха, пыль сама собой убиралась при ее виде, а запах мочи по углам испарялся. Она была элегантна с головы до ног, с пышной грудью и светлыми локонами. Я выследил ее через несколько дней, наблюдал за ней, когда она покупала одежду, украшения и туфли для принцессы. Но она никогда не оставалась в одиночестве. К ней невозможно было приблизиться. Наконец настал день, когда она покинула замок. Я увидел свою возможность. Я напал на нее и боролся за то, чтобы заставить ее замолчать. А потом показался один из стражников дворца.

— Сейчас, — сказал Козьмус обескураженно.

— Караульный не был готов. Произошла быстрая схватка на кулаках, во время которой я ударил стражника головой о мостовую. Я сбегал с девушкой в повозке, когда золотарь увидел меня и стал кричать. Охрана замка бежала на помощь. Я ускользнул, используя небольшую долю везения. Но они вскоре поверили в рассказ золотаря, и стражники были уверены в том, что именно он стоял за моим преступлением. Его бросили в камеры Дома Суда.

— Я знаю это, — перебил его Козьмус.

— Только уже в пакгаузе я понял, что я забрал с собой не ту женщину, на которую рассчитывал. У модистки была подруга, которая была на нее похожа, и эта подруга помогала ей, притворяясь ей самой, крепко спящей в своей постели, во время ее свиданий с принцем. Подруга была всего-навсего бедной прачкой. Она жила одна в унылой комнатушке, когда не занималась своей работой. Я был зол и возбужден. Я попытался отрезать грудь у проститутки и у прачки и поменять местами, но результат был не тот, которого я ожидал. Я уничтожил все следы, бросил одну женщину в воду, а вторую на свалку.

— Тогда получается, вы убили двух женщин, Андерсен?