Ханс Кристиан посмотрел на Молли и на девочку.
— Но у нас нет ни хлеба, ни рыбы.
Крестьянин явно рассердился, но затем начал обдумывать свои возможности получить хоть что-то.
— Королевский охранник умер вчера вечером, — сказал он. — Речь идет об убийстве и о злодее-преступнике. Они только что увезли его в Скансен. — Он сделал движение рукой, как будто опустил топор.
— Что он говорит? — спросила Молли, стоявшая за спиной у Ханса Кристиана.
— Что золотаря казнят, — ответил Ханс Кристиан.
— А вы явно не тратили время даром на свободе, — отметил крестьянин и послал Молли долгий, многозначительный взгляд. Затем снова исчез во тьме.
Ханс Кристиан посмотрел на толпы людей, которые растекались по ближайшим улочкам.
— Я должен туда попасть. В Скансен. Золотарь что-то знает. Что-то важное. Я должен туда попасть и попробовать с ним поговорить, пока они не… — Ханс Кристиан умолк и посмотрел на Крошку Мари.
— Мы идем с тобой, — сказала Молли и взяла девочку за руку.
— Мы не можем взять ее с собой, это не для детей, не теперь…
— Детям приходится видеть другую сторону жизни, — сказала Молли. — Все равно рано или поздно они о ней узнают.
— Исключено. Я видел такое, когда был маленьким, — говорит он, вспоминая, как как-то раз сбежал из школы, как на лесную прогулку, как будто это было забавным приключением.
Молли посмотрела на девочку.
— Мы справимся, как всегда справлялись.
Девочка спокойно кивнула.
Молли с девочкой повернулись и пошли, а потом обернулись к Андерсену.
— Ну что, ты идешь?
Повсюду копенгагенцы вываливались из домов и низких бараков вдоль канала. У моста Книппельсбро[29]
уже образовалась давка. Продавцы лотерейных билетов, конторщики и девушки, торговавшие сахарной ватой в бумажных кульках. Молодых мужчины и женщины, семьи, бабушки и маленькие дети. Высокие и низкие, в большинстве своем низкие. С корзинками для провизии и зажженными трубками. Здесь даже был оркестр португальских музыкантов в пестрых куртках, один из которых играл на длинной флейте.Они прошли вдоль насыпи и увидели, что люди толпились вокруг ворот Амагера. Открыты были лишь одни крохотные воротца. Привратники стоят вплотную друг к другу и пускали людей внутрь, только посмотрев на их документы. Молли крепко взяла Ханса Кристиана за руку и попыталась остановить его. Толпа толкала их дальше, молодой солдат протиснулся вперед и что-то раздраженно сказал по-немецки.
— Ты не сможешь пройти через ворота, — сказала Молли. — У тебя нет документов.
Об этом он не подумал. Он снова почувствовал страх оказаться в тюрьме. Он посмотрел в сторону Амагерпорта. Желтое здание выглядело как могучий человек в красной шляпе с открытым ртом, который проглатывал всех приходящих.
— Может, я смогу протолкнуться? Но если меня узнают? Когда меня арестовали, в Суде написали мой портрет.
Молли шепнула ему на ухо:
— Возьми Крошку Мари на плечи. Этого должно быть достаточно для прикрытия.
Возможно, она была права. Он повернулся спиной, и Молли помогла девочке забраться. Это было новое чувство тяжести ребенка на плечах. От неожиданности он сначала чуть не завалился назад, а потом вперед.
— Крепко держи ее за ноги, — шепнула Молли.
Ханс Кристиан сделал как она сказала, взялся за тонкие лодыжки, одна кожа да кости, да и весила она слишком мало. Не больше, чем связка книг. Она вообще что-то ест?
— Вот так, — шепнула Молли. Они поддались людскому потому и двигались мимо шлагбаума, через тесный пропускной пункт, где привратники кричали на женщин с распущенными волосами и мужчин с горячительными напитками в повозке, просматривая между делом их документы, сличая их лица с изображениями преступников, должников и прочих лиц, подлежащих задержанию.
Но его это не касалось.
Сажая на плечи ребенка, человек сразу становится добродушным двуголовым созданием. Он почувствовал, как маленькие ручки цеплялись за его волосы, как холодные пальчики касались его больших ушей. Люди подталкивали их сзади, и они подошли к привратникам ближе. Один из них все-таки обращает на него внимание и вытянул шею, стараясь разглядеть.
— Возьми меня за руку, давай, — шепнула Молли.
Ханс Кристиан, не раздумывая, отпустил одну ножку Мари и крепко взял Молли за маленькую, теплую, сухую руку. Удивительно мягкую.
— Мы теперь семья, — сказала Молли совсем рядом. Он мог слышать в ее голосе улыбку. На секунду он почти поверил в то, что человек может забыть, кто он такой, и стать кем-то другим. Может, жизнь — это сцена театра, где человек выбирает роль, наиболее ему подходящую? Танцор балета. Поэт. Отец. Муж. Кто знает?
— Стоять! — выкрикнул привратник. — Стоять!
Молли подтолкнула его вперед.
— Иди. Не останавливайся. Продолжай двигаться.
По ту сторону ворот люди выливались, будто сливовый сок из узкого бутылочного горлышка. Все стремились выйти на открытое пространство, и здесь сливались в хаосе людские голоса, собачий лай, лошадиное ржание. Ханса Кристиана, Молли и Мари унесла толпа, и привратник бросил свою затею. Экипажи и повозки продолжали двигаться, верховые и пешие рассредоточились по полю, многие сели на высокую траву, чтобы отдохнуть.