— Вы идете обратно в город? — спросил он и представил, как можно было спрятаться под бельем. Должно быть, неприятно, запах бассейна белильщиц, чувство тошноты. Но это был хороший способ пройти мимо привратников за городские ворота. Возможно, единственный. Если его схватят, его опять посадят под арест. Вопрос в том, как убедить прачек взять его с собой и спрятать. История о покойной матушке тронула их, может, нужно поднапрячься и что-то еще добавить?
Одна из женщин пожала плечами. «Почему ты спрашиваешь?» — прочитал он в ее взгляде.
— Моя мама с рождения жила в такой бедности, — промолвил Ханс Кристиан, не вдаваясь в объяснения, и подошел к повозке, положив руку на умягченную древесину. — Такой бедной, что никто не беспокоился подписать, в каком году она родилась. Ее собственная мать была каторжанкой. Она так и не выучилась читать и писать, — продолжил он и посмотрел на свою непритязательную публику из белильни. Рассказ на них подействовал. — Хотя она и выросла как дочка каторжанки и часто ложилась спать голодной, она выросла лучшим человеком, которого только можно представить.
Одна из женщин смахнула слезинку, потом вторую. Ну вот, более благодарных зрителей у него еще не было.
— А что с этой повозкой? Она, пожалуй, может выдержать несколько фунтов.
Глава 21
Мадам Кригер была недовольна своим почерком. Она боялась, что он ее выдаст. Что он расскажет все ее тайны. Может, это только из-за плохого света в пакгаузе, и она устала, и чернила были с комками.
Она снова опустила перо в чернильницу.
Может, это мальчик отвлекает ее.
Он не кричал и не вопил, как она ожидала. Разве это не то, что делают все пятилетние дети? Вместо этого он тихо плакал. Один раз он что-то тихо произнес.
Он не тронул поданные сухари, но жадно выпил эль. Сейчас он спит, свернувшись в углу клетки, весь в черных и белых перьях. Это не гусиные и не лебединые перья. Они скорее похожи на перья со шляпки танцовщицы. Они насыпались с какого-то пернатого иностранца, привезенного в Данию в этой клетке. Может, с большого попугая или пингвина. Мадам Кригер много чего повидала в своих путешествиях. Странных рыб на глубине, странных существ в небе, странных тварей на берегах и среди скал. Они пугали ее и делали счастливой. Гениальные создания природы, опасные, ужасные и прекрасные. Человек может создать все, что ему нужно. Бог был смел, когда создавал человечество, и теперь требует той же смелости от нас. Так говорил Шнайдер, когда она слушала его речь в Академии наук.
Она продолжила писать письмо: «
Вот так. Теперь письмо составлено правильно, не хватало только последнего довода, который убедит еврейского доктора подчиниться. Она осторожно вытянула руку мальчика между прутьями. Он не проснулся, только слегка пошевелился. Тем или иным образом она должна доказать врачу, что ее намерения серьезны. И что она готова на все. Если бы она не применила его знания, то мальчик навсегда остался бы в расщелине посреди крапивы. Ему нужно было это знать. Она положила руку мальчика на деревянный пол.
Паренек открыл глаза. Он посмотрел на нее и понял, что сейчас произойдет.
— Нет, — сказал он тихо. Все еще во власти эля и сна.
— Это для твоего отца, — сказала она и опустила топор.
Лезвие вонзилось в палец, но не дошло до конца. Мальчик инстинктивно резко вырвал руку с громким криком.
Крик был громче, чем она рассчитывала. Как будто страх и смерть спорили, кто должен занять больше места. Но хуже всего глаза мальчика, они стали темными и большими, как у зайца, висящего на крюке со снятой шкурой и повисшими ушами, и глаза у него были такие же черные и готовы выскочить из орбит. «Как ты можешь поступать так со мной?» — говорил этот взгляд, заглушенный криком, который усиливался по мере того, как кровотечение из искалеченного мизинца становится сильнее.
— Оставь, — пропищал мальчик, запихивая руку в клетку.
— Протяни руку, — скомандовала она. Сколько шума из-за дурацкого пальца. — Давай или я убью тебя.
Еще больше слез, все тело мальчика задрожало от страха.
— Протяни руку сейчас же. Или я открою клетку и расколю тебе голову надвое.
Мальчик сидел, прижимая раненую руку к груди, он быстро сжался, и слезы текли у него по щекам и шее.
— В последний раз, — сказала мадам Кригер, приподнимая топор, чтобы мальчик видел и его, и кровь, стекающую с острия. — Дай сюда руку, и я сделаю это так быстро, что ты ничего не заметишь.
Последние слова были абсолютно бессмысленны, но может, на глупого мальчишку они подействуют.
Наконец он осторожно и неуверенно протянул руку. Она была почти совсем обескровлена и похожа на кукольную ручку с маленькими, неподвижными пальцами.