Убийство русалки

За дверью она почувствовала одышку. Напряженный голос, проникавший из-за двери, казалось, высосал весь воздух из комнаты. Прошлым летом ходили слухи, что принцесса приказала посадить молодого человека в тюрьму и пытать его за то, что он послал ей непристойный взгляд, когда после обеда она проезжала Мадсенс Ганг. В принцессе таилась скрытая сила, она была зла, как гадюка, которая терпеливо ждет перед тем, как совершить бросок.

Молли, старательно избегая инспекторши, последовала за модисткой, которая бежала по залам, приподняв юбки платья, а затем бросилась на черную лестницу. Несколько раз Молли чуть не упала на скользких ступеньках и сверкающих полах, чуть не упустив модистку из виду, но успела схватиться за перила и заметить, как она вбежала в подвал, в котором располагалась кухня.

Ткацкие мастерские были в другой стороне, насколько уже было известно Молли.

Почему она солгала? Зачем ей нужно в кухню?

Молли не смотрела наверх, проходя мимо людей, пытаясь выглядеть занятой делом. Она пыталась найти хорошее объяснение, что она делала в залах королевской костюмерной. Но никто ее не спросил, и только одна из камеристок бросила в ее сторону недружелюбный взгляд.

Молли быстро проходила комнату за комнатой со скатертями, блюдами и подсвечниками на больших полках. Несколько горничных натирали до блеска столовое серебро, а слуга бежал, держа вина в бутылках. Она заметила блеск золотого платья модистки в конце кухни. Небольшая кучка поваров держала чан с тушей огромного животного, пекарь месил тесто, и мука разлеталась, как облако. Молли схватила блюдо с яблоками, грушами и какими-то красными колючими фруктами, которые она не знала. Оно послужит ей алиби. Рядом повар ругал поваренка на чем свет стоит. Он вцепился в него что было сил, тряс за плечи и называл подсвинком, а другие повара при этом ухмылялись и били по чанам.

Молли толкнула какую-то дверцу локтями и вышла на лестницу, которая вела в большой рыцарский зал. Он был пуст. Раздался какой-то скрип. Она как раз успела увидеть модистку, казавшуюся просто золотой вспышкой, исчезавшей за дверью, спрятанной за большой картиной, до того, как дверь встала на место. Она уже слышала об этой двери. Что там есть секретная лестница. Das geheimliche Treppe[43]. Так его по-немецки называли другие девушки. Молли не знала почему, если не брать в расчет, что немецкий считался всегда лучше датского, даже на Улькегаде. Она убрала блюдо и взялась за дверную ручку. Маленькая лестница, почти у же, чем плечи Молли, поднималась куда-то вверх, в темноту. Секунду она постояла и послушала. Затем дверь скрипнула, потом шаги и голоса.

— Тебе не следовало сюда приходить, — сказала модистка.

Молли была ошеломлена. Вначале она подумала, что ее раскрыли.

Затем раздался другой голос, мужской.

— Я делаю только то, что считаю нужным. Как и ты.

— Черт меня дери, если я лягу с тобой там, в этом странном месте, — сказала модистка.

Молли осторожно поднялась вверх по лестнице. Она видела только мерцающий свет сальной свечки на чердаке. Она попыталась понять, что это был за мужчина. Солдат, слуга?

— Я не буду сидеть, пялиться на тебя и ждать, я заставил их привезти меня в город пару дней назад. Они делают то, о чем я их прошу. Ну иди же сюда, глупенький фазанчик, — сказал мужчина.

Раздался звук, как будто что-то тяжелое упало на пол и покатилось. Возможно, железный горшок.

— Ты идиот. У нас кто-то на хвосте. Она кое-что знает, я в этом уверена, — сказала модистка.

Молли подалась вперед, осторожно, стараясь не дышать глубоко.

— Вильгельмина, ха, — сказал он. — Она не видит ничего дальше своего напудренного зада.

Молли сделала еще один шаг. И еще два. Теперь стало хоть что-то видно наверху, на чердаке.

— Нет, перестань, отпусти меня, — прошипела модистка. — Я серьезно. Кто-то следил за мной. Недавно. На улице.

Звук какого-то упавшего предмета, бокала или фарфорового блюда.

— Таковы уж мужчины. Таков наш род. Все они одинаковые. Они хотят тебя. Я хочу тебя. — Он высосал из чего-то сок. — Попробуй вот это, иди сюда.

Звук удара, пощечины. И еще одной. Молли застыла.

Оплеухи здесь раздавались чаще, чем на Улькегаде.

— Перестань. Нет никакого другого мужчины, который меня хочет. Это был другой мужичок. Высокий и тощий. Как огородное пугало. Он шел за мной, бежал за мной.

Голос мужчины зазвучал жестоко.

— Ты же никому не сказала, правда? Ни своим маленьким подружкам? Ни тетушке? Тебе могут и голову отрубить к чертям.

— Ты дурак? Ты думаешь, что я дура? Никто ничего не знает.

Молли пыталась что-то понять по тону голоса. Это игра? Это все серьезно? Они разговаривали как дети. Ей казалось, что она узнавала кого-то в мужском голосе, он уж точно захаживал к проституткам. Совершал преступления. Жажда, которую было невозможно сдержать. Жесткий кол в тесных брюках.

— Помни, что карандаш не должен ничего писать в твоей книжечке, — сказал мужчина.

— Что ты об этом знаешь? Ты был в моей комнате? Ты его читал?

Голос модистки был преисполнен истинной ярости.