Он подошел туда по скрипучему дощатому полу. Обошел несколько больших деревянных ящиков и гору мешков. Немного поодаль стоял мраморный бюст молодого человека в военной форме и стол со скамьей. На столе стояла сальная свечка. Тонкий столбик дыма закручивался в воздухе. Как будто кто-то только что сидел здесь и учился.
Запах стал сильнее. Похож на лимон? Или магнолию?
Он заметил, что под ним что-то шевелилось, он посмотрел вниз и сел на бревно.
Под ним была большая решетка. Это был внешний конец трубы, ведущей к мешкам в самом низу здания. Весь пакгауз был организован как большая воронка, куда можно было смести сахар через решетки, и мешки наполнялись чрезвычайно быстро. Он убрал решетку и провел рукой по трубе, замечая, что сахар крошился по всему краю трубы.
В бледном лунном свете он смог рассмотреть что-то темное вдоль одной стороны трубы. Он осторожно поддел это ногтем. И понял, что это и что здесь произошло.
Это не краситель. Не ржавчина. Это кровь.
— Он там, наверху. — Голоса были громкие и решительные.
Ханс Кристиан осмотрелся. Как ему сбежать отсюда? Есть только лестница.
—
Такелаж, решетка, труба, кровь.
Истина невыносима. Именно здесь все и произошло. С Анной. И с Марен-Белильщицей.
С веревками на ногах, с порезами на коже.
Свет луны на хрустящем красном сахаре.
Теперь перед ним была вся картина, как они висели здесь, на такелаже и крюках, как кровь текла из их тел, сбегала в сахар, по трубе, и так и осталась в мешках, которые погрузили в повозку и отвезли купцам, в сахарницы, в чайный салон на Бредгаде и кофейный салон на Амалиенгаде.
Ханс Кристиан закрыл глаза. Он подумал о золотаре, увидел его перед собой. Несчастное, сгорбленное существо, везущее тяжелую телегу, почти больше, чем он мог вообще тянуть, но он не останавливался, таща ее по неровной мостовой. Час такой ранний, что только околоточные, пьяные бродяги и больные души не спят в этот час. И золотари, опустошающие народные уборные. Тот бедняга приехал на замковую площадь, последнюю остановку на ночном маршруте. Он шел вдоль стены, пока не дошел до двери в подвал. Он нес ведро из замка, опустошил его или только собирался это сделать, когда он что-то увидел. Или что-то услышал. Что это было? Преступление? Да, ужасное преступление, а может, он вмешался, может, даже видел принцессу, которая смотрела в окно тем же взглядом, и увидел королевского стражника, лежавшего на брусчатке, сраженного навзничь. Золотарь сразу же понял свое положение и сбежал, бродя под светом ранней утренней зари. Невиновный человек в бегах.
—
Большая суматоха, тревога, весь город охотится за сумасшедшим золотарем, чудовищем, убившим королевского стражника ударом в голову и заслуживающего только смертной казни. Но был и кто-то другой. Другой в темноте. Золотарь его увидел, увидел настоящего убийцу, и вот почему он кричал, потому что другой человек увез Марен-Белильщицу, схватив или заманив ее. Прочь из замка, дальше, в порт. Возможно, у него есть экипаж, может, он оглушил ее, а потом убил. Ханс Кристиан смог увидеть всю картину, как будто это он был там тем утром, бок о бок с золотарем и как будто сам видел, как Марен-Белильщицу тащили по складу сахара, и как убийца поднял ее наверх. Вверх по лестнице, на верхний этаж. И здесь… Ханс Кристиан отчаянно пытался затаить биение сердца. Все это безумная фантазия. Безумная реальность. Он не мог этого вынести, он этого не заслужил, жуткий вид Анны, Марен-Белильщицы.