Это были отражения отражений. Золотарь и Ханс Кристиан, невинные жертвы. Проститутка и прачка, которым поменяли грудь. Это Марен-Белильщица и женщина, которую закололи. Это солнце и луна над морем, это жаждущий убийца, который спрятался где-то в толпе и походил на Ханса Кристиана, с волосами, поднятыми вверх, и огромными стопами.
Он услышал какой-то шум за собой, все слишком поздно, чья-то рука схватила его за плечо и повернула.
Он хотел объясниться. Рассказать, что все это было ошибкой, извиниться, что он впутался во все эти вещи. Он попробовал посмотреть на своего преследователя, увидеть его взгляд.
Вместо этого он увидел только кулак, приближавшийся к его лицу. Он белый до синевы. Что-то на нем блестит и отсвечивает. В этот раз он не сможет ускользнуть.
Удар кулака пришелся ему по глазу, носу и брови со всей силы. Больнее всего было в переносице и по кости вниз, к самым ногам, которые утратили подвижность, колени согнулись. Он машинально выставил перед собой руки, чтобы упереться в пол, который неожиданно бросился ему навстречу.
На мгновение он подумал, что это городовой или охранник пакгауза, но затем его ударили еще раз. Еще один удар был явно лишним для человека, который хотел остановить вора. И еще удар, они же забьют его насмерть. И он понял, что остался наедине с убийцей. Совершенно и отчаянно наедине.
— Подожди, — шепнул он. Или попробовал шепнуть. Он не мог видеть, кто его схватил, только слышал его за собой, пока полз вперед, вслепую, как ребенок. Что-то придавили к его носу и рту, тряпку, которая пахла какой-то гнилью и железом. Ханс Кристиан отчаянно пытался вырваться, как в тот раз, на фабрике в Оденсе, когда рабочие пытались выяснить, какого он все-таки пола. На секунду он вырвался из железной схватки убийцы. Он бился на полу, пока думал о Мари, он хотел думать о ком-то другом, кроме самого себя, в эти последние секунды. Всю свою жизнь он думал только о себе, обо всем, что нужно было выполнять все, чтобы получить разрешение, дозволение. Теперь он увидел ее перед собой, ее маленькие глаза, полные жизни и надежды.
Он заметил что-то перед собой на полу, это был край трубы, трубы, где белое становилось красным. Убийца снова схватил его и снова прижимал тряпку к его рту и носу. Хансу Кристиану удалось встать на одно колено, и он бросился головой вперед к единственному пути к отступлению, вниз, в трубу.
Все прошло быстро, жизнь пронеслась у него перед глазами, мать, отец, умный чужак у ручья, день, когда он четырнадцатилетним впервые сошел с трапа корабля в столичном порту, до обеда в трико, после обеда в комнате с пером в руке, темные морщины Эдварда и проститутку с рыжими локонами. И ребенка, который никогда не переставал надеяться.
Итак, все было кончено.
Глава 7
Дневник модистки.
Молли должна была им завладеть. С тех пор как она подслушала разговор принца и модистки, она не сомневалась в его важности. Что в нем были скрыты все тайны. Почему тогда принц так переживал о том, что написала модистка?
Молли никогда не вела дневник. Да и зачем ей было это делать, если она даже читать не умела? И каким образом, если она не умела писать? К тому же она не знала бы, о чем ей писать. Дни в жизни проститутки примерно одни и те же.
Но, к счастью, Саломина умела читать. Поэтому старая проститутка стояла и ждала Молли на углу Бланкогаде и Амалиегаде. Они договорились, что Саломина заходила и присматривала за Крошкой Мари раз в три или четыре часа, давала ей кусок хлеба или кружку эля и шептала ей, что тетя Молли скоро придет.
Небо над Амалиенборгом было светлым, солнце только встало, когда Молли показала документы и прошла в замок в свой второй рабочий день. Если она будет хорошо работать, то она сможет подняться в должности и стать старшей экономкой. И если она будет делать все хорошо, то и Мари сможет получить здесь место, когда ей будет десять или одиннадцать лет. Молли видела, как дети работали в комнате за кухней, например, чистили картошку, или в хлеву, где держали кур. Молли покачала головой, удивляясь своим мыслям. Она была здесь только ради справедливости, ради Анны. Она повернулась спиной вперед и протянула в волосы косынку, пока смотрела на площадь перед замком. Большой оркестр прибыл на повозке, сопровождаемый церемониймейстером и его людьми.
— Катрине Йенсен, — раздался голос за ее спиной. — Здесь нельзя просто стоять и глазеть.
Молли повернулась. Это была инспекторша.
— Можете начать на кухне с фарфором и серебром. После этого нужно будет вымыть лестницы. Закончить до обеда.
— Хорошо, — только и ответила Молли.