Я никогда бы не предположил, что детали расследования этого убийства могут вызвать у Хоуза столь живой интерес. Возможно, это из-за того, что убийство случилось в моем доме. Стремление Хоуза узнать новости было не меньшим, чем у въедливого репортера.
– Не могу похвастаться, что пользуюсь доверием инспектора Слака. Насколько мне известно, он никого конкретно не подозревает. В настоящий момент инспектор занят тем, что ведет поиски.
– Да… да, конечно. Но кто, как вам видится, мог совершить такое зло?
Я покачал головой.
– Полковник Протеро не пользовался любовью окружающих, это мне известно. Но чтобы убить!.. Чтобы решиться на убийство, нужно иметь очень сильный мотив.
– Я тоже так думаю, – сказал я.
– А у кого мог быть такой мотив? У полиции есть какие-нибудь предположения?
– Не могу вам ответить.
– Он наверняка нажил себе массу врагов. Чем больше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь в том, что он из тех, у кого всегда есть враги. В судебном присутствии полковник прославился своей жесткостью.
– По всей видимости.
– Как, вы забыли, сэр? Ведь он только вчера утром рассказывал вам, как ему угрожал этот Арчер.
– Да, теперь вспоминаю, – сказал я. – Конечно, помню. Вы как раз стояли недалеко от нас.
– Да. Я слышал, что он говорил. Его нельзя было не услышать, ведь у него был ужасно громкий голос, не так ли? Помню, как меня поразили ваши слова. О том, что когда придет его час, с ним обойдутся по справедливости, а не милосердно.
– Разве я так говорил? – спросил я, хмурясь. Насколько я помнил, мои слова были чуточку иными.
– Вы, сэр, произнесли это очень выразительно. Меня ошеломили ваши слова. Справедливость жестока. Надо же, и почти сразу после этого беднягу убили… Такое впечатление, будто вы все предвидели.
– Ничего я не предвидел, – резко произнес я. Мне совсем не нравится склонность Хоуза к мистицизму. Он увлекается фантазиями.
– Вы рассказали полиции об этом Арчере, сэр?
– Я ничего о нем не знаю.
– Я имею в виду, вы пересказали полиции то, что говорил полковник Протеро – что Арчер угрожал ему?
– Нет, – покачал я головой, – не пересказал.
– Но вы собираетесь это сделать?
Я молчал. Мне претило травить человека, против которого уже были задействованы все силы закона и правопорядка. Я не выступал в защиту Арчера. Он был неисправимым браконьером, никчемным бездельником, каких много в любом приходе. Что бы он ни говорил в приступе ярости, когда ему выносили приговор, я не мог утверждать наверняка, что он испытывал те же чувства, когда выходил из тюрьмы.
– Вы слышали разговор, – наконец заговорил я. – Если вы считаете своим долгом сообщить о нем полиции, то именно так вам и следует поступить.
– Лучше, чтобы это исходило от вас, сэр.
– Вполне возможно… но, по правде говоря… в общем, у меня нет желания делать это. Может оказаться, что я накидываю петлю на шею невиновного.
– Но если он застрелил полковника Протеро…
– Вот именно, если! Нет никаких доказательств, что это дело его рук.
– Его угрозы…
– Строго говоря, угрозы исходили не от него, а от полковника Протеро. Тот грозился, что покажет Арчеру, чего стоят его угрозы, когда еще раз поймает его.
– Я не понимаю вашего отношения, сэр.
– Вот как? – устало произнес я. – Вы молоды. Вы ревностно отстаиваете правое дело. Когда вы доживете до моих лет, поймете необходимость презумпции невиновности.
– Это не… я имею в виду… – Он замолчал, и я удивленно посмотрел на него. – Я хотел спросить, у вас есть какие-нибудь идеи – ваши собственные – насчет личности убийцы?
– Господь Всемогущий, нет.
Однако Хоуз не отставал.
– А насчет… мотива?
– Нет. А у вас?
– У меня? Совсем никаких. Мне просто было интересно. Не… не делился ли с вами полковник Протеро… в той или иной степени… не упоминал ли…
– Вчера утром его откровения, чего бы они ни касались, слышала вся деревня, – сухо заметил я.
– Да. Да, конечно. А вы не думаете… что это Арчер?
– Полиция очень скоро выяснит все, что касается Арчера, – сказал я. – Если б я сам слышал, как он угрожает полковнику Протеро, тогда было бы другое дело. Но не сомневайтесь: если он действительно угрожал, его угрозы наверняка слышало полдеревни, и весть об этом обязательно дойдет до полиции. Вы, конечно, вправе поступать, как считаете нужным.
Но у Хоуза, как это ни удивительно, не было желания что-либо делать самому. И вообще, его отношение к случившемуся казалось мне странным. Я вспомнил то, что Хейдок рассказывал о его болезни. Возможно, именно в этом и кроется объяснение.
Хоуз пошел к выходу с явной неохотой, словно хотел еще что-то мне сказать, но не знал, как об этом заговорить.
Прежде чем он ушел, я договорился с ним о том, чтобы он провел службу для «Союза матерей», после которой должно состояться собрание относительно помощи больным. У меня были свои планы на оставшуюся часть дня.
Распрощавшись с Хоузом и выбросив его проблемы из головы, я собрался к миссис Лестрендж.
На столе в холле лежали нераскрытые «Гардиан» и «Черч таймс».