Учитель Дымов

— Похоже, ваш бывший тесть умный человек, — сказал Грановский, вставая. — Подумайте над его словами и сделайте правильный выбор… — На пороге подсобки он ещё раз обернулся и добавил с улыбкой: — Если вы понимаете, что я имею в виду.

Квартира непривычно пуста. Её чистота ещё хранит память об Алле, но Валера знает: день за днём эта память будет стираться. Раскладушка убрана в коридор, кровать застелена, на кухонном столе — связка ключей и раскрытая темно–синяя папка. Валера садится и переворачивает листки, почти не глядя на них. Похоже на сборник упражнений по гимнастике, думает он.

Звонит телефон.

Может, Алла? — думает Валера, хотя знает: её поезд ушёл три часа назад.

— Валера, привет! — Он даже не сразу узнает голос тестя. — Ирка тебе не звонила?

— На прошлой неделе, кажется, — отвечает Валера. — А что, опять сбежала куда–то?

Игорь вздыхает:

— Да, уже два дня ни слуху ни духу.

— Не волнуйтесь, Игорь Станиславович, — успокаивает Валера, — найдётся, как в прошлый раз, где–нибудь в Сочи…

— Да звонил я уже в Сочи!

— Ну, не в Сочи, так в Коктебеле. — Валера старается говорить спокойно. — Это же не первый раз она так… чудит.

— Как мы её с Дашей упустили, ума не приложу, — снова вздыхает Игорь Станиславович. — Такая была хорошая девочка, а выросла какая–то бл…ь, прости за грубое слово.

«Ничего страшного», хочет сказать Валера, но, спохватившись, говорит:

— Ну зачем вы так, Игорь Станиславович, — и вдруг неожиданно для самого себя выпаливает: — А я увольняюсь из школы.

— Вот те на! — В голосе тестя — искреннее изумление. — Тебе же так нравилась твоя работа!

— Хорошая работа, — соглашается Валера, — но вот помните, вы мне говорили, что за моё чистоплюйство отдуваются другие люди? Я этот разговор хорошо запомнил.

— Валер, ну я же ровно в другом смысле! — возмущается Игорь Станиславович. — Ты меня не понял, что ли?

— Конечно, я вас понял, Игорь Станиславович, — отвечает Валера, продолжая листать папку, — но я вот решил ровно в этом смысле.

Пожалуй, стоит в этом разобраться, думает он, рассматривая схематичные изображения человеческих тел, с трудом различимые на слабомксероксе.

— И чем же ты будешь заниматься? — спрашивает Игорь Станиславович.

— Что–нибудь придумаю, — отвечает Валера, — пока не знаю ещё.

Но на самом деле, он уже знает, только не может выразить своё знание словами.

6

Женя не слышала этот смех уже много лет, но теперь, переливчатый и журчащий, он то и дело вспыхивал резкими, высокими нотами, словно позаимствованными у тёти Маши. Но все равно это был Олин смех — тот самый, который Женя услышала, едва войдя в квартиру… в тот день, когда Володя впервые пришёл к ним, давным–давно, двадцать пять, нет, двадцать шесть лет назад.

Казалось, Оля навсегда утратила свой смех после рождения Валерки, но вот она рассмеялась один раз, потом другой, снова и снова. Что её так насмешило? — подумала Женя. Неужели анекдот, который рассказал Костя?

Костя Мищенко был белобрысый, невысокий, улыбчивый. Очки придавали ему сходство с Шуриком из «Кавказской пленницы», а розовые круглые уши, торчащие по бокам головы, делали трогательным, будто пластмассовая зверюшка из детского магазина. Он учился на четвёртом курсе и собирался писать диплом у Владимира Николаевича и потому часто заходил к нему в гости по вечерам — не то обсудить будущую тему, не то утолить студенческий голод нажористым профессорским ужином. Иногда Володя доставал круглый, мерцающий множеством граней графин со спиртовой настойкой. После первой же рюмки Костя краснел и смешные уши вспыхивали, словно кто–то оттаскал его за них, как в далёком послевоенном детстве. В такие минуты он не знал, о чем говорить, и потому принимался натужно, неумело шутить или рассказывал анекдоты, мучительно подбирая приличные, избегая политических тем и боясь затронуть даже Хрущёва, давно уже отчалившего со страниц газет и учебников. Чукчи оказались последним его пристанищем, хотя анекдоты про них были неумными и неумелыми, а Жене вдобавок казалось пошлым и неправильным рассказывать анекдоты про национальности, будь то чукчи, евреи или грузины. Она отлично помнила: несколько лет назад у Володи был аспирант с Чукотки, нормальный парень, даже и поумнее Кости, если присмотреться.

Ну а Оле анекдот показался смешным, и вот она рассмеялась, легко и переливисто, как когда–то. Володя только раздвинул уголки губ, и едва заметные морщинки разбежались по скулам.

— Смешно, — сказал он ровным голосом, — хотя, конечно, несправедливо. У меня вот лет пять назад был аспирант…

Теперь улыбнулась Женя; когда им с Володей приходили в голову одни и те же мысли, она всегда думала, что не зря всю жизнь прожила рядом с ним: никогда она не встречала человека ближе. Всего один раз они не сошлись во мнениях — из–за Валерки, семь лет назад, но, может быть, Володя и был прав, вроде Валера в Москве и пишет, что все у него хорошо: институт закончил, женился…

— Не занудствуй, — сказала Оля и надула губки позабытой гримаской, отрепетированной ещё четверть века назад, — в самом деле ведь смешно. — И она снова хихикнула.