Учитель Дымов

К счастью, тем майским утром Андрей ничего не знал даже о Фрейде, не говоря уже о Лакане, поэтому только прошептал зачарованно: «Ух ты!», и папа сразу перевернулся, встал на ноги и сказал: что–то ты рано сегодня, брат! — после чего отправился готовить глазунью, а Андрей ещё долго гордился, что его папа умеет стоять на голове, хотя осмотрительно не рассказывал об этом ребятам в детсаду: все равно бы никто не поверил!

Через несколько лет Андрей пошёл в школу, и никому не говорил об этом уже по другой причине: он перестал удивляться. К тому же выяснилось, что папа умеет не только стоять на голове, но может, поджав ноги к груди, удержать равновесие на руках, да и вообще может принимать самые необычные позы — асаны, — названные в честь животных и индийских богов. В глубине души мальчик считал, что все родители именно так проводят время по утрам, до тех пор пока не принёс домой дневник с записью: хулиганил на уроке физкультуры.

— Я не хулиганил, папа! — оправдывался он. — Я только хотел показать им «собаку мордой вниз»!

Валера расписался в дневнике: мол, с замечанием ознакомлен, приму меры — и задумчиво поглядел на сына.

— Ты вообще знаешь, Андрюш, что про йогу не надо рассказывать профанам? — спросил он. («Кто такие?..» — начал мальчик.) — Ну то есть непосвящённым. Тем, кто не собирается её изучать. Короче, не надо об этом говорить в школе. У них своя физкультура, у нас — своя.

Андрей кивнул.

Это был первый урок конспирации в его жизни.

В многочисленных интервью, которые Валера давал в пору своей славы, он охотно рассказывал историю своей первой подпольной группы, но ни интервьюеры, ни ученики, ни даже Андрей не знали, что случилось с ним снежной зимней ночью февраля 1977 года…

Валера не соврал Игорю: после отъезда Аллы он в самом деле уволился из школы. Он знал, что в городе крепкий мужик всегда найдёт работу — как говорится, волка ноги кормят. И действительно, через неделю он устроился грузчиком на полставки в соседний магазин. Валера таскал огромные фляги с ещё неразбавленной сметаной, разгружал грузовики, привозившие картофель и капусту с матвеевской овощебазы, и развешивал на крюках в холодильнике замороженные мясные туши, невиданные в стране повального дефицита.

Уложив сына, Валера перелистывал на кухне желтоватые страницы, вчитываясь в тусклые — четвёртая копия — буквы. По утрам он стал подниматься на два часа раньше, чтобы выполнить ежедневный набор новых упражнений да ещё и оставить время для медитации, которая никак ему не давалась. Узнав об этом, Буровский посоветовал Валере поговорить с Наташей — из всех его знакомых она дольше всех увлекалась эзотерическим самиздатом.

Наташа была мать–одиночка, вдвоём с десятилетней Зоей она жила в однокомнатной у метро «Калужская». Валера захватил с собой бутылку грузинского вина, полкило российского сыра, палку финского сервелата и — венец всего! — свежую говяжью вырезку. Все это было побочным результатом работы в магазине, неписаной ежедневной премией, которой Валера частенько пренебрегал. Когда он выложил на кухонный стол принесённые им дары, привычный розовый цвет Наташиных щёк сменился малиновым — она вообще легко краснела, и, глядя, как девушка прикрывает пухлыми ладошками внезапную улыбку, Валера понял, что у него будет ещё много возможностей увидеть её румянец.

Той зимой они встречались несколько раз в неделю — вопреки обещаниям Буровского познания Наташи были невелики, но зато у неё был весь базовый набор самиздатовской эзотерики, от самоучителей по йоге до переводов Рамачараки, Ошо, Гурджиева и Блаватской. Вскоре Валера познакомился с Наташиными друзьями, как и он сам, подрабатывавшими на случайных работах. Новые знакомые принесли новую музыку и новый облик: вместо катушек Окуджавы и Визбора на полках у Валеры появились поскрипывающие записи «Битлз» и «Роллинг Стоунз», а к Новому году Валера отрастил длинную бороду и забрал волосы в конский хвост, отчего стал похож на рок–звезду, восточного гуру или главного героя рок–оперы «Джизус Крайст Суперстар».

Валера сразу понял, что Наташины друзья прочли в десятки раз больше книг, чем он. Они без запинки объясняли, чем отличается хатха–йога от раджа–йоги, и могли часами спорить об Атлантиде или о влиянии индийской философии на раннее христианство, но в том, что касалось физических упражнений, они были совершенно беспомощны. Обычная утренняя зарядка требовала от них предельного напряжения всех моральных и физических сил, неудивительно, что даже простейшие асаны они выполняли с трудом, отдуваясь и пыхтя.