Учитель Дымов

Люди — те же молекулы! В хаотическом движении они образуют единую общность — Игорь, Ира, Алла, Наташа, Витя, Буровский — вот такой космический хоровод моей жизни. И, конечно, мама, и папа, и тётя Женя, и Андрей — мы все связаны друг с другом и не можем расцепиться, а в конце концов упадём вниз, сольёмся с землёй, исчезнем.

Но на самом деле — нет, мы останемся частью бесконечного круговорота. Как снежинки растворяются в сугробе, чтоб вместе с ним растаять весной и снова вознестись к небесам, превратившись в пар, так и мы будем вечно падать, распадаться и опять возгоняться ввысь.

На мгновение Валере кажется, что он действительно взлетает над землёй, словно подхваченный вертикальным порывом ветра. С космических высот он видит светящуюся пунктиром фонарей натянутую нитку улицы Обручева, видит перекрёстки, вышитые крестиками на белой, снежной ткани города, видит ползущие огни редких машин, видит одиноких чёрных муравьёв — замёрзших прохожих, спешащих по домам. Один из них — он сам, неподвижно стоящий, запрокинув голову в чёрную непроницаемую небесную высь, откуда на него смотрит его собственный, отделившийся от тела взгляд.

Теперь Валера понимает Витины слова: от всего можно отказаться — это значит не только от женщины или ребёнка, это значит — можно отказаться от собственного тела, от туловища, головы, рук и ног. Можно взлететь ввысь, свободно и независимо, отказавшись от земного притяжения, отказавшись от еды, отказавшись даже от себя самого.

Это и есть путь аскезы, думает Валера. Воздержание, пост и отказ. Аскету не нужно ничего, кроме его Пути: ни имя, ни деньги, ни одежда. Замёрзшими руками Валера пытается расстегнуть пальто — долой покровы, долой уродливые одеяния, которые все равно не спасают от холода и ветра. Надо убрать все барьеры, слиться с морозным ночным воздухом, стать его частью, раствориться, как снежинка в придорожном сугробе, но пальцы не слушаются, пуговицы не поддаются, мир вокруг внезапно снова становится таким же чужим, каким был всегда, — бесконечным, холодным, враждебным.

Валерино тело, вновь ставшее Валерой, била крупная дрожь. Он понял, что неподвижно стоит уже несколько минут — часов? дней? — и, оглядевшись, волчьей рысью побежал в сторону дома, все быстрее и быстрее, все больше согреваясь с каждым мгновением, пронзая ночную мглу тёплой человечьей стрелой.

Никогда Валера не будет больше держать недельный пост, никогда не захочет ментальных потрясений, никогда не призовёт откровений и озарений. Он навсегда запомнил снежную февральскую ночь, когда он чуть было не потерял себя в безбрежной космической тьме.

Он станет объяснять своим ученикам, что цель их занятий — не безумие, не взлом блейковских врат восприятия, нет, напротив, они должны стремиться к успокоению ума, и потому их цель — не экзальтация и экстаз, а умиротворение и покой.

— А если вы хотите потрясений, ищите себе другого учителя, уходите отсюда! — будет говорить им Валера строго и сурово, чтобы не осталось сомнений, что это все очень важно. Но, сказав «уходите отсюда!», он вдруг улыбнётся, всего на мгновение, улыбнётся той самой открытой, унаследованной от отца улыбкой — и после этого ни один ученик не покинет зал.

Зимой семьдесят седьмого года снежная ночь говорила с Валерой. Её предостережение было услышано, и точно так же Валерины ученики услышат его предостережения и запомнят их.

Возможно, потому за двадцать без малого лет Валера ни разу не столкнётся с ученическими психозами, самоубийствами и безумием, проклятыми спутниками всех наставников, начинавших свою работу в глухом советском подполье.

Уже весной Валера начал помогать Наташиным друзьям с практическими занятиями. Он оказался отличным учителем: то ли пригодились педагогические навыки, полученные в институте, то ли помогла отцовская наследственность, но вскоре желающие уже не умещались у Валеры в квартире. Осенью кто–то из восторженных учеников договорился с ЖЭКом, готовым несколько раз в неделю предоставить помещения под занятия «восточной гимнастикой». Официально все было бесплатно, но председатель ЖЭКа раз в месяц должен был получать небольшую мзду, так что ученики начали скидываться деньгами, и скоро Валера смог покинуть бригаду грузчиков: у него появилась новая работа.

Однажды на исходе второго месяца этой работы Валера вместе с Буровским возвращался после занятий. В тот день в классе было трое новичков: рыжеволосая девушка с белой прозрачной кожей, словно испачканной веснушками, полный мужчина лет сорока пяти и худенький мальчик, дай бог, чтобы лет восемнадцати — увидев его, Валера ещё подумал, что скоро придётся ввести ограничения по возрасту. Ну для начала посмотрим, как этот пацан будет заниматься. Толстяк, небось, не задержится, а рыжая… хорошо бы, чтоб ещё пришла. Красавица.