Учитель Дымов

В этом году Валере исполнилось тридцать семь — возраст, прославленный Высоцким как точный срок, отмеренный истинным поэтам. Валера, пожимая широкими плечами, говорил, что он — не поэт, а простой учитель физкультуры, но день рождения отметил с размахом, позвав к себе человек десять старых друзей и два десятка учеников и учениц. Когда разошлись все, кроме двух девушек, оставшихся мыть посуду, Лёня Буровский вышел с Валерой на балкон. Валера достал пачку и протянул сигарету.

— Ого! — присвистнул Буровский. — «Мальборо»?

— Ну, мне подарили, — ответил Валера, чиркнув спичкой.

Огонёк на секунду осветил его лицо: морщины были почти не заметны, а вот в бороде и длинных волосах то тут, то там мелькала седина, словно серебряные нити, вплетённые в шерстяную пряжу.

— Ты доволен? — спросил Буровский.

— Днём рождения?

— Нет, вообще — тем, как все идёт.

Валера помолчал. Где–то проехала одинокая машина, сверкнув фарами и жалобно взвизгнув на повороте.

— Не знаю. Наверное, не стоит быть всем довольным, — сказал он. — Истинно мудрый не оценивает, ты же знаешь. Но если оглянуться, то за десять лет мне кое–что удалось сделать и понять. Помнишь, мы когда–то обсуждали, можно ли у нас делать своё дело и при этом жить не по лжи?

Буровский кивнул.

— Вот, я за эти годы понял ответ. Главное — выгородить себе территорию, своё собственное место. Тогда ложь остаётся за его пределами, служит заслоном, защитой. Ты не пускаешь её внутрь. Ну, например, как бы тебя ни заставляли врать на собрании в твоём НИИ, тебя не заставляют подделывать результаты эксперимента или соглашаться с антинаучными теориями, как это было при Сталине и Лысенко. Точно так же и я: хотя по штатному расписанию я преподаватель физкультуры, а мои курсы называются восточной гимнастикой, но никто не рассказывает мне, как я на самом деле должен учить людей йоге.

— А как там, кстати, твой крокодил Гена? Давненько про него не слышал. Не беспокоит?

— Не очень. Пару раз появлялся.

— Про учеников расспрашивал?

— Не-а. Я ему сразу сказал, что стучать не буду. Интересовался, какие книжки читаю, что сейчас в моде в наших, так сказать, кругах. Только однажды, когда я каратэ хотел заняться, сказал, чтобы я не лез, это, мол, серьёзное дело. По–моему, перестраховался — все как занимались, так и занимаются.

— А про свою территорию… ты уверен, что тебе всегда удастся её защищать?

— Не знаю, — пожал плечами Валера, — истинно мудрый ничего не знает про «всегда», вот и я тоже не знаю. Но ты посмотри — все больше людей выгораживает себе свой загончик. Мне на прошлой неделе новый альбом «Аквариума» принесли — ты их не любишь, но все равно понятно, что Гребень и иже с ним вполне построили себе зону свободы и независимости. В тюрьму не сажают, деньги зарабатывать не мешают…

— Ну, для этого надо быть рок–звездой, — сказал Буровский.

— Да нет, просто у каждого своё дело. У тебя своё, у меня своё, у «Аквариума» тоже своё. Даже у моего отца своё и, обрати внимание, совсем уже неофициальное, никакого прикрытия в виде кафедры физкультуры или рок–клуба — просто опытный профессор натаскивает школьников на экзамены по химии. Да, наверное, если бы мы жили в другой стране, он мог бы сделать из этого бизнес, но почему–то мне кажется, что так, как есть, его больше устраивает.

— Если бы мы жили в другой стране, твой отец, возможно, прожил бы другую жизнь, — ответил Буровский.

За их спинами раздалось тихонькое треньканье — обернувшись, Валера увидел, что одна из девушек постукивает пальцем по стеклу. Он кивнул ей.

— Мы закончили, — сказала она, приоткрыв балконную дверь.

— Спасибо, — сказал Валера, — мы сейчас придём.

Девушка, улыбнувшись, ушла.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Буровский, — мне ведь в Чертаново пилить.

— Да ладно, оставайся, — предложил Валера, — опять же — девиц две, на всех хватит.

— Да не. — Буровский покачал головой. — У меня Милка, ты же знаешь.

— Ну и что? — спросил Валера. — Сейчас во всем мире сексуальная революция, фри лов и все такое, сам знаешь.

— Ничего я не знаю, — ответил Буровский, — я ведь нигде дальше Бреста не был. Может, на самом деле на Западе происходит вовсе не то, что мы думаем? Я вот на конференциях встречал коллег из Штатов и из Англии… они что–то не выглядели как люди, практикующие свободную любовь.

— Не знаю, может, ты и прав, — сказал Валера, — но тогда нам здесь, в СССР, удаётся даже больше, чем живи мы на Западе. Смешная мысль, но неправдоподобная: я последние годы по–английски много читаю, так что там, поверь мне, действительно другая жизнь.

— Джеймса Бонда читаешь? — усмехнулся Буровский.

— Нет, зачем? Ричарда Баха, Кастанеду… людей, которые ищут духовные пути.

— Ну да, — кивнул Буровский, — профессиональная литература, понимаю. Как для меня — химия.

— Про химию там тоже есть, кстати, — отозвался Валера, — у Кастанеды в особенности. Но, думаю, это не наш путь.

Он щелчком отправил окурок в забалконную тьму. Прочертив в ночи сверкающую параболу, тот погас где–то на уровне первых этажей.

Вот тоже, падучая звезда, подумал Валера. Может, кто увидел — и желание загадал, вот и вечер не зря прошёл.