Учитель Дымов

В начале двухтысячных молодые журналисты стали говорить Андрею Дымову: «О, мы учились на ваших текстах!» Слышать это было приятно, но Андрей и без того знал себе цену: уже несколько лет его опыт и квалификация обеспечивали ему позицию главного редактора, на которой он, впрочем, не особо задерживался. Когда–то, в конце девяностых, журналы, которые он возглавлял, убивал общий кризис или финансовые проблемы учредителей, а последние годы причиной увольнения обычно служили конфликты с издателями. Поэтому слова молодых журналистов звучали для Андрея горьким напоминанием о давно прошедших временах, о золотой эпохе бури и натиска, когда всепроникающий «формат» ещё не разъел ни дорогой глянец, ни дешёвые молодёжные журналы, о времени, когда Андрей знал, что у него есть возможность говорить с аудиторией о том, что считал важным, и тем языком, который считал подходящим. Сегодня темы и язык все чаще определяли издатели и рекламщики — Андрей ругался с ними, но с каждым годом ему все труднее было отвечать себе, зачем он продолжает эту борьбу, обречённую на поражение. Год за годом он дрейфовал в поисках приемлемого баланса денег и свободы и наконец в начале 2006 года оказался главным редактором малоизвестного глянцевого журнала — из тех, которые раскладывают в магазинах, банках или в самолётах, связанных с издателями деловыми и партнёрскими связями. Такие журналы не особо ищут рекламодателей: большая часть рекламных полос занята теми самыми дружественными банками и магазинами, и благодаря этому Андрей получил некое подобие независимости.

Это была стабильная и скучноватая работа, но в новом тысячелетии Андрей уже не хотел от работы ни удовольствия, ни развлечения — как, собственно, и от жизни в целом. В свои тридцать с лишним он не обзавёлся ни близкими друзьями, ни постоянной девушкой. Конечно, у него было множество знакомых: как всякий часто меняющий место работы журналист, Андрей хранил в записной книжке своего мобильного почти тысячу номеров, в том числе тех, кого давно не мог вспомнить. Телефон звонил весь день, звонили коллеги, приятели и даже как–то доставшие его номер незнакомые люди. Его приглашали на вечерники, премьеры и праздники, фрилансеры искали заказы, а недавно уволенные журналисты — вакансии. Утром Андрей ехал на работу, вечером — на очередную презентацию, модное пати, в «Маяк» или в «Проект О. Г.И.», домой возвращался ближе к полуночи, пьяный ровно настолько, чтобы уснуть быстро, но не страдать от утреннего похмелья. Раз в месяц–другой он привозил к себе какую–нибудь знакомую; секс был в меру страстным и в меру техничным, но почти никогда девушки не перезванивали Андрею, так же как и он — им. Через месяц Андрей встречал ночную гостью на очередной вечеринке, она улыбалась и говорила с ним так нейтрально–доброжелательно и светски, что временами он пугался, что по ошибке подошёл не к той девушке, запутавшись в бесконечных крашеных блондинках, начинающих бизнес–вумен и светских львицах второго эшелона. Впрочем, несколько раз, проявив настойчивость, Андрей получил подтверждение давнему визиту — «ой, сегодня никак не могу, давай в другой раз…», так что в конце концов ему пришлось признать, что ни его мимолётные подружки, ни он сам просто не хотят продолжения.

Так оно и шло, пока в сентябре 2006 года Андрей не встретил Зару.

Все начиналось как обычно: они были шапочно знакомы уже года два, а сейчас зацепились языками на презентации какого–то модного глянца и потом, заскучав, отправились сначала в соседний бар, а ближе к ночи — к Андрею на «Коломенскую». Целовались в такси и лифте, трахаться начали едва ли не в прихожей, но закончили всё–таки в спальне, на большой кровати, которую Андрей купил ещё в кризис девяносто восьмого, спасая деньги с корпоративной карточки.

Потом они лежали в полусумраке, не зная, о чем говорить. Сплетни про знакомых, новости медиа–индустрии или индустрии моды — короче, все темы сегодняшнего вечера — казались теперь немного неуместными. Андрей механически гладил мягкое Зарино плечо и понимал, что вот–вот выключится, как все чаще и чаще выключался на скучных летучках. Нужно было что–то сказать, и он спросил, где Зара была летом. Она ездила к маме в Ростов, а в июне — на белые ночи в Питер, где никогда не была раньше.

— Белые ночи — это классно, — без всякого выражения сказал Андрей, — «сижу, читаю без лампады…»

— В смысле? — спросила Зара.

Андрей посмотрел на неё: не, не шутит, просто в самом деле не поняла — какая лампада, при чем тут?

— Ну, это Пушкин, — сказал Андрей, — типа вот так: сижу, читаю без лампады, и ясны спящие громады каких–то улиц, и светла Адмиралтейская игла. Здесь, не пуская тьму ночную на голубые небеса, одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса.

— Круто! — с искренним восторгом сказала Зара. — То есть ты реально всего Пушкина наизусть помнишь?