Удача гения. От обслуги до пророка: как изобрели высокое искусство

В живописи упорно хотят видеть нечто большее, чем украшение быта, предмет роскоши, выражение почтения к монарху или, наоборот, фронды. И это большее действительно есть, но не в живописи, а в человеческой природе. По мнению этолога Виктора Дольника[103], это свойство психики есть и у обезьян, и они тоже «молятся». Это чисто физиологическое состояние, о чем говорят воспоминания людей, которых оперировали под наркозом, блокируя участки мозга, которые способны тревожиться и чувствовать боль. В жизни оно разбавляется, соединяясь с другими чувствами, но именно его называют всеми высокопарными словами. И это действительно красота и свобода.

Эту гипотезу можно проверить на примере судьбы самоучки Алены Киш. В предвоенной белорусской глуши дешевыми акриловыми красками на сшитых тряпках она писала картины о любви «Рай», «Письмо к любимому», «Дева на водах». Ее считали тунеядкой, но пускали пожить на время работы и давали за нарисованных лебедей хлеба или картошки.

Сейчас ее сравнивают с Нико Пиросмани[104], но у того были и среда, и покупатели. Его нищета могла быть связана с душевной болезнью, определившей стиль жизни. Алена же скиталась от бескормицы. Вряд ли покупатели ее работ видели хотя бы один полноценный альбом по истории живописи, но чего-то их слепая душа жаждала, платили же за кусок красоты. Это не было потребностью помочь странной женщине, как только появились фабричные коврики на стену, кормить перестали. От безысходности в 1949 году Алена утопилась. Судя по обрывкам воспоминаний, вся семья Киш была талантлива, но остальных хтонь поглотила сразу.

Если бы художественный вкус был похож на лакмусовую бумажку, почитались бы всегда одни и те же художники, одни и те же их работы. А мы видим, что это не так. Мало того, что не совпадают вкусы аристократии и мещан, юношей и зрелых мужей, людей насмотренных и пришедших в музей впервые. Мнения знатоков по поводу позднего творчества Лукаса Кранаха, например, расходятся принципиально.

Человек зависим полностью, его поведение обуславливается еще до того, как он узнает значение слова «обуславливается». Нет такой профессии, которая делает человека независимым. Есть люди от природы более свободолюбивые, чем другие. Но и они могут заметить, как картина способна задевать личные триггеры. Как иногда зритель присоединяется к воображаемому большинству, соглашаясь с тем, что картина прекрасна просто потому, что висит в музее. Или изображает безразличие, потому что не знает, что сказать. Или много говорит по той же самой причине.

Существует точка зрения, что сегодня критики создают художников, управляют процессом. На примере Рескина и Милле мы видели, что такое случается. На досуге действительно приятнее слушать тех, кто складно излагает, а не разбираться в предмете самостоятельно.

Дети, которые выросли в среде, где принято было ходить на выставки, любоваться картинами и обсуждать трактовку сюжета, считают такой стиль жизни естественным. Взрослые, выросшие в другой среде, могут влюблять себя в искусство сознательно. Возможно, в какой-то момент они будут слегка преувеличивать степень своего восхищения той или иной картиной, ведь именно такое отношение, по их мнению, свойственно возвышенным натурам. В любом случае восприятие будет опосредовано темпераментом, который у людей очень разный. Если какие-то работы вызывают у вас трепет, берегите это отношение. Критика может его разрушить, дав взамен только новую точку зрения. Но количество точек зрения бесконечно, а любви в мире мало.

Люсьен Фрейд. Отражение с двумя детьми, 1965 год. Музей Тиссена-Борнемисы, Мадрид

Принято смотреть снисходительно на людей, которые интересуются искусством просто чтобы «чем-то заниматься». А ведь они едва ли не главные покупатели картин, люди, в том числе благодаря которым искусство продолжает существовать.

Отношение человек перенимает точно так же, как шутки и крылатые фразы. Это причина вековечной скорби самобытных художников. Примерно 80 % людей, проходящих мимо работ этих художников, никогда не станут их разглядывать, потому что они не висят в музеях. Эта часть зрителей любит «только классику» и все, что на нее похоже. Даже люди, которые никогда не заходили в художественные музеи своего города, считают, что если картины художника висят в музее, значит они выдающиеся.

Возможно, новая реальность, а именно развитие горизонтальных связей, когда мы можем найти в сетях практически любого человека и связаться с ним напрямую, породит не только принципиально новое изобразительное искусство, но и оставит, наконец, в покое широчайшие слои населения, которым оно не нужно. Некоторая часть общества не хочет ни «другого мира», ни интеллектуальной иронии, а потребность в красоте утоляет уже не в живописи.

Contemporary art