— Да вы что? — Тот доел первый банан, с меткостью Майкла Джордана кинул шкурку в корзину у двери и принялся влажной салфеточкой протирать второй. — Так вот, представьте себе, дед мой в свое время за бананами в Москву ездил. Каждое лето. Это, конечно, для остальных он чего только не сочинял: и одежда, мол, в Москве лучше, и книги такие, которых в Двубратском не достанешь. А сам с вокзала первым делом — за бананами. Их тогда еще зелеными продавали, сразу и не съешь. Накупит столько, сколько увезти способен, и домой везет. Приедет с Москвы — одна сумка с вещами, книгами и гостинцами, а другая — с зелеными бананами. Ну, мы их дома по носкам рассовывали и на печку. Через пару дней вытаскивали: желтые, сочные! А пахли как! Мммм… Сейчас так уже не пахнут…
— Ого! — Дефицитное советское время я застал поменьше, чем благодушный усач. И воспоминания об отсутствии бананов на магазинных полках для меня были какими-то уж очень туманными. Ну не было бананов и не было. Потом же появились. Я и не задумывался никогда, что кто-то мог вот так охотиться за этими «редкими» фруктами… За полторы тыщи километров ездить.
— Что вы! — махнул рукой усатый режиссер на мои удивления. — Дед бы и чаще ездил… Если бы бабушка позволяла. Весь год, казалось, только этого и ждал.
Он хмыкнул, как будто бы вспомнил какую-то сногсшибательную историю. Покосился на меня, рассчитывая, что я проявлю интерес и тем самым позволю ему ее рассказать. Я же сделал максимально равнодушное, даже слегка сонное, лицо. Но это не помогло. Казалось, что двойник Якубовича именно во имя будущего рассказа и выдал мне банановую прелюдию. Поэтому он затянул речь, невзирая на мою кислую мину.
Я еле сдержался, чтобы не выйти немедленно вон. Как правило, такие усатые благодушные дедушки-режиссеры травят длинные нудные байки, кажущиеся им невероятно смешными. «На круглом столе отомщу за все!» — пронеслось у меня в голове.
— Мне тогда лет пять было, — загадочно покачивая головой, начал мой жюри-коллега. — Отец у меня был военный, его по службе все время из части в часть переводили. Вот и тогда — отправили служить в Хабаровск. Ну, он с матерью и поехал, обустраиваться. Меня же пока у деда с бабушкой оставили… Вообще, часто так оставляли, что уж. Да я как-то и не жалел особо: в Двубратском всегда тепло, хорошо, от еды столы ломятся. Дед Витя — балагур и приколист, бабушка Оля — сама доброта и забота. И весело, и сытно, что еще нужно?
Помню, было лето. И дед как раз готовился к очередной поездке в Москву. То и дело подходил к бабушке с бумажкой и карандашом, весь такой важный. — Точно ничего не забыли? — спрашивал он и чесал карандашом за ухом.
— Да чего там забудешь? — удивлялась бабушка Оля. — Нам и не нужно ничего, сидел бы дома, ей-богу!
— Как не надо… — обижался дед. — Надо. Вот же. Книги… И кофту тебе… Да еще вон, для мотоцикла запчасти… Не надо. Очень даже надо.
Бабушка вздыхала и махала руками: мол, что с ним сделаешь-то?
И вот накануне отъезда дед в курятник пошел. Аккурат после обеда. Бабушка по дому занималась, полы мыла, что ли… Ушел, значит, дед, и нету. Час нет, два. Нет, бывало, конечно, что он по хозяйству задерживался, починить что-нибудь, достроить… Дед рукастый был, все мог, никогда никого о помощи не просил. Вот бабушка и не стала сразу тревогу бить: вроде как нет повода. Потом себя за это винила сильно, мол, что ж я, дура, сразу не проверила… Спохватилась к вечеру, пошла за ним, а дед лежит. Без движения. Инсульт. А он, чтоб вы понимали, могучий такой был, богатырь прямо, даже и не болел никогда. Никто бы и подумать не мог, что вот так — раз, и свалится… Неисповедимы пути Господни. Вызвали скорую, санитары, больница. Всё как во сне. Бабушка плачет, успокоиться не может. Я-то плохо помню, это мне уже она потом рассказывала. Деда в реанимацию, врачи головами качают, долго, мол, пролежал, вот если б сразу привезли, еще куда ни шло… А так — надежды никакой. Сказали бабушке готовиться к худшему.
Усатый режиссер доел второй банан. Вторая кожура полетела за первой. Точно в корзину, просто идеально.
— И все-таки дед очнулся. И сразу стал в школу собираться, форму требовал, учебники. Все ему казалось, что он на урок опоздает и двойку получит. Врачи только руками разводили. Случай тяжелый. А потом стал маму звать и жену: «Мама! Мама! Оля! Оля! — кричал. — Оля, неси бананы! Бананов хочу! Ну же!» Бабушка с ума начала сходить. Ей врачи говорят, мол, это галлюцинации, такое бывает после инсульта. Но бабушка-то у меня сама врачом была. Начальник медсанчасти тюрьмы в Двубратском. Всю жизнь там отпахала, зэкам болячки залечивала.
Представляете? Худенькая такая, роста метр шестьдесят, как пуговка. И с матерыми зэками. Убийцами, ворами, насильниками. Всю жизнь… И знаете что? Бабушка никого никогда не осуждала. Не обвиняла. «Какой бы ни был, а человек!» — так говорила. Всем помогать надо. Братки ее «матерью родной» звали, так она за ними ухаживала. Представляете?