Удивительные истории о бабушках и дедушках

Так вот, бабушка, как про эти бананы услышала, так, не думая ни секунды, в Москву засобиралась. Даже отца с матерью моих дожидаться не стала — те должны были на следующий день из Хабаровска приехать. Побежала, сняла с книжки деньги, которые на похороны с дедом откладывали. Меня к соседям, мол, денек перекантуешься, ничего не случится. А сама на вокзал, в столицу ехать. За бананами. Каково? Ей тогда все говорили: «Дура, ты что вытворяешь? Дед помрет со дня на день, лучше рядом будь!» А она — нет и нет. Он бананов, говорит, хочет, если это последнее в жизни, так что же — не заслужил? Сильно ей тогда досталось и от соседей, и от врачей. Никого не послушала. Поехала.

Тут дверь в нашу комнату-столовую приоткрылась и в щель пролезла голова администратора фестиваля.

— Кофе будете? — перебил он рассказ усача вкрадчивым шепотом.

Я кивнул за двоих, мол, несите. Мне уже было понятно, к чему ведет разговорчивый лже-Якубович. Скорее всего, меня ожидала чудесная развязка с излечением деда Вити бананами. Я заранее не верил в такой сказочный исход, но прервать ростовского режиссера уже был не в состоянии. И чашка кофе могла немного скрасить мое нынешнее тягостное положение.

Усатый коллега тем временем продолжил:

— Так вот, поехала бабушка Оля в Москву. Одна. Представляете? Шестидесятилетняя старушка, за последние десять лет из Двубратского ни разу не выезжавшая. А? Все только пальцем у виска крутили, ну безумие же, согласитесь! А она только и твердила, мол, люди добрые везде есть, помогут.

Сутки провела в дороге. Без еды, без сна. Рассказывала, что в поезде даже глаз не сомкнула, только и думала, как бы успеть. Всю жизнь свою, как в кино, пересмотрела. С дедом-то они со школы вместе. Уже потихоньку и сама себя начала ругать за сумасшествие… Думала, а может, и вправду надо было остаться? Рядышком с дедушкой? А то вот так приедет она, а его уже нет, тогда что? Как жить-то дальше будет?

В общем, после бессонной ночи выскочила на вокзал. К милиционеру подбежала, выспрашивать начала, что, да куда, да где. Тот заботливый попался, объяснил, даже план нарисовал на билете, как добраться туда, где бананы были. Она с этим билетом потом, как с картой, ходила, через каждые сто метров переспрашивала. И что думаете? Дошла! Помогли все-таки люди добрые.

Увидела ларек, очередь. Обрадовалась безумно. Больше всего на свете боялась, что закончатся бананы… Просто дед уж очень любил приукрасить свои приключения в Москве. Фантазер был редкий! Чего только не выдумывал! И что в очередях дерутся, и что вместо бананов пластмассу подсовывают, и что без московской прописки их продают втридорога… Ну и про то, что разбирают мигом. Зевать нельзя! Заняла бабушка очередь, отдышаться не может, сердце колотится. Все на людей поглядывает, кто как покупает, сколько дают, что спрашивают… Подошла наконец к прилавку. Полезла в сумку, шасть-шасть, а кошелька нет. И сумка прорезана то ли ножом, то ли бритвой. Представляете? А там всё: и деньги, и документы, и билеты на обратную дорогу.

В этот момент в комнатку протиснулся администратор с двумя чашками кофе. Он, очевидно, думал, что у нас идет профессиональное обсуждение фестивальных работ, поэтому крался на цыпочках, пригнувшись, изо всех сил стараясь остаться незамеченным. Усач замолчал, и, к полному ужасу бедного администратора, мы оба молча наблюдали за тем, как он пробирается к столу. Поставив чашки, он с глупой улыбкой сделал жест руками: «Не мешаю, не мешаю!» И пулей выскочил за дверь.

— Украли, значит, кошелек у бабушки, да? — впервые за весь рассказ я выдал свою заинтересованность в продолжении. — И что, и что?

— И что… — улыбнулся коллега, очевидно обрадованный моим «включением». — И вот… Встала бабушка Оля рядом с киоском и воет. Она потом этот момент всегда со смехом вспоминала, но тогда уж точно не до смеха было. «Зэки проклятые, вы и в Москве до меня добрались!» — кричала на всю улицу. Сил не жалела. Уж сколько там в ней скопилось обиды сейчас, и подумать страшно. Тут же дело не в деньгах и не в документах… В общем, плохо стало бабушке. Рассказывала, что все мысли куда-то подевались. Чуть ли не помирать на месте собралась.

Тут к ней подлетает мужик, здоровый такой, страшный, шрам через все лицо. Сует кошелек в руки. Голову чешет, с ноги на ногу переминается и бормочет под нос себе: «Прости, мать родная, не признал! Чтоб меня… Отплачу, чем смогу, век воли не видать». Представляете? Она сначала подумала, галлюцинации пошли, как у деда. Она даже отмахиваться начала. Кричала: «Уйди, бес, обратно в ад, не дамся лукавому!» Ну правда, как в такое поверить-то возможно? Вот ведь, где Божье провидение! Зэк, который ей сумку порезал, стало быть, из ее пациентов двубратских оказался, бывший подопечный то есть. Он, видимо, кошелек открыл и на ее удостоверение медицинское напоролся с фотографией…

— Круто! — не выдержал я. — Бог не Ерошка, видит немножко.