Люди, которые посылают мне деньги, — это их взносы за героизм.
Мне еще есть чем давиться. Марокканская кухня. Сицилийская.
Каждый вечер.
Когда я родился, мама решила остаться в Штатах. Тогда у нее еще не было этого дома. Здесь она поселилась после последнего выхода из тюрьмы, когда ее посадили за угон школьного автобуса. Угон автотранспортного средства и киднепинг. Когда я был маленьким, у нас не было ни этого дома, ни этой мебели. Все, что есть в этом доме, родители мамы прислали ей из Италии. Я так думаю. Насколько я знаю маму, она не могла бы все это купить или выиграть в какой-нибудь телевикторине.
Однажды — только однажды — я спросил у нее про ее семью, про моих бабушку с дедушкой из Италии.
И она мне сказала, я это хорошо помню:
— Они про тебя ничего не знают, и тебе про них знать не надо.
И если они ничего не знают про ребенка их дочери, можно с уверенностью предположить, что они ничего не знают и про ее похождения — про ее осуждение по статье «уголовно наказуемая непристойность», по статье «покушение на убийство», по статье «умышленное нанесение ущерба», по статье «домогательство к животным». Можно с уверенностью предположить, что они такие же малахольные. Достаточно только взглянуть на их мебель. Тяжелый случай психического расстройства.
Я листаю телефонный справочник.
Вот жестокая правда жизни: я плачу три штуки в месяц за мамино пребывание в больнице Святого Антония. Пятидесяти баксов в больнице Святого Антония хватит лишь на оплату одной смены подгузника.
Одному богу известно, сколько раз мне придется почти умереть, чтобы оплатить зонд искусственного кормления.
Вот жестокая правда жизни: на данный момент в моей книге героев — чуть больше трехсот человек, но я все равно не набираю трех тысяч в месяц. Плюс к тому каждый вечер — счет в ресторане. Плюс — чаевые. Накладные расходы меня убивают.
Тут все работает по принципу пирамиды: постоянно приходится вербовать людей — тех, кто будет внизу. По тому же принципу, на котором построена служба социального обеспечения: хорошие, добрые люди платят за кого-то другого. Эти добрые самаритяне — моя личная служба социального обеспечения меня, любимого.
«Схема Понзи»[9] — не совсем верная фраза, но это первое, что приходит на ум.
Вот печальная правда: до сих пор, каждый вечер мне приходится искать в телефонном справочнике подходящее место, чтобы почти умереть.
Вот такой Телетон Виктора Манчини.
То, чем я занимаюсь, — ничем не хуже того, что делает правительство. Только люди, которые вносят деньги в фонд Виктора Манчини, делают это вполне добровольно и по собственному желанию. Они вносят деньги и гордятся собой. И хвалятся перед знакомыми и друзьями.
Это очень простая афера. На вершине — всегда только я, а остальные — всегда внизу. Добрые, щедрые люди.
Но ведь я трачу их деньги вовсе не на наркотики и не на азартные игры. И я даже не помню, когда я в последний раз нормально поужинал. Я просто не успеваю съесть все. Потому что мне надо работать. Давиться и задыхаться. Меня обязательно кто-то спасет, но это еще не гарантия, что он потом будет слать мне деньги. Есть люди, которым это вообще не приходит в голову. И даже самые щедрые из инвесторов со временем перестают слать чеки.
Слезная сцена — когда я рыдаю в объятиях своего спасителя, — с каждым разом мне все легче и легче выжимать из себя слезу. Но зато мне теперь все труднее остановиться.
Еще не зачеркнуты в телефонном справочнике. Рестораны-фондю. Тайская кухня. Греческая. Эфиопская. Кубинская. Есть еще тысяча мест, где я пока не умирал.
Для того чтобы денежные поступления увеличивались, надо «делать» по два-три героя за вечер. Иногда для того, чтобы нормально поесть, приходится заходить в три-четыре места. За вечер.
Я — артист перфоманса в обеденном театре, даю по три концерта за вечер. Леди и джентльмены, мне нужен помощник из зрителей.
— Большое спасибо, но нет, обойдемся без вас, — мысленно обращаюсь я к мертвым родственникам. — Я сам создаю свою собственную семью.
Рыба. Мясо. Вегетарианская кухня. Сегодня вечером, как и в любой другой вечер, самое лучшее — просто закрыть глаза.
Ткнуть наугад пальцем в раскрытый справочник.
Выходите на сцену и становитесь героями, леди и джентльмены. Выходите на сцену и спасайте мне жизнь.
Тыкаешь наугад пальцем в раскрытый справочник.
Пусть за тебя все решает судьба.
Глава 13
Жарко. Денни снимает куртку и свитер. Стягивает через голову рубашку, даже не расстегнув рукава и воротничок, — и застревает головой и руками в красной клетчатой фланели. Футболка слегка задирается, пока он пытается выбраться из рубашки. На его впалом животе — какая-то непонятная сыпь. Вокруг сосков растут длинные черные волоски. Соски — все в мелких трещинках и как будто воспалены.
— Друг, — говорит Денни, все еще сражаясь с рубашкой. — Запаришься, пока все снимешь. Чего здесь так жарко?
Потому что это больница. Для тяжелых больных.
Над поясом джинсов видна резинка его дешевых трусов. На резинке — какие-то ржавые подтеки. Из-под нее выбиваются черные волоски. На футболке под мышками — желтоватые пятна засохшего пота.