Удушье

Мама выключает мотор и сидит, вцепившись одной рукой в руль. Свободной рукой она щелкает пальцами — чтобы мальчик ей повторял про тайные коды. У нее в носу — корка запекшейся крови. Весь пол в машине усыпан бумажными салфетками, испачканными в крови. Даже на приборной доске — засохшая кровь. И еще — на лобовом стекле. Это мама чихнула.

— В школе вас этому не научат. В школе вообще не учат ничему полезному, — говорит мама. — А это когда-нибудь спасет тебе жизнь.

Она щелкает пальцами:

— Мистер Амон Силвестири. Если его вызывают, что надо делать?

В некоторых аэропортах это значит — террорист с бомбой. «Мистер Амон Силвестири, вас ожидают на выходе номер десять в зале отлета, секция D» означает, что у выхода номер десять в зале отлета, секция D, собирается оперативная группа.

Миссис Памела Ренк-Менса означает террориста в аэропорту, но без бомбы, а только с оружием.

«Мистер Бернар Уэллис, вас ожидают на выходе 16, секция F» означает, что на выходе 16, секция F, террорист захватил заложника.

Мама ставит машину на ручной тормоз и щелкает пальцами:

— А теперь быстро. Мисс Террилин Мейфилд?

— Нервно-паралитический газ? — говорит мальчик.

Мама качает головой.

— Не подсказывай, — говорит мальчик. — Бешеная собака?

Мама качает головой.

Они стоят в пробке. Машины — со всех сторон. Над шоссе кружат вертолеты.

Мальчик хлопает себя по лбу и говорит:

— Огнемет?

Мама говорит:

— Ты даже и не стараешься вспомнить, просто наугад тыкаешь. Дать подсказку?

— Наркотики? — говорит мальчик и добавляет: — Да, наверное, лучше подсказку.

И мама говорит:

— Мисс Террилин Мейфилд… коровы и лошади.

И мальчик кричит:

— Сибирская язва! — Он бьет себя кулаком по лбу. — Сибирская язва. Сибирская язва. — Он бьет себя кулаком по лбу и говорит: — Как же я мог забыть?!

Мама треплет его по волосам и говорит:

— У тебя все равно хорошо получается. Запомни хотя бы половину — и ты переживешь многих.

Куда бы они ни поехали, мама везде найдет пробку. Она слушает радио — сообщения о пробках. Куда лучше не ехать. И едет туда. Каждый раз. Она специально находит аварии и разводные мосты. Она не любит быстрой езды, но ей надо создать иллюзию бурной деятельности. В пробке можно просто стоять — и это не твоя вина. Когда они заперты в пробке, они в безопасности. Здесь до них не доберутся.

Мама говорит:

— Ладно, теперь совсем легкое. — Она закрывает глаза и улыбается. — Что означает, когда в супермаркете просят принести мелочь на пятую кассу.

Они оба — в той же одежде, в которой были, когда мама забрала его из школы. Каждый вечер, когда они останавливаются в мотеле, он ложится в кровать, а мама щелкает пальцами, чтобы он отдал ей свои брюки, рубашку, носки и трусы. Он снимает их под одеялом и отдает ей. Утром она возвращает ему одежду, и иногда одежда бывает постирана.

Когда кассир просит принести мелочь, говорит мальчик, это означает, что у кассы стоит очень красивая женщина, на которую стоит взглянуть.

— Ну, это еще не все, — говорит мама. — Но, в общем, правильно.

Иногда мама засыпает, привалившись плечом к дверце, и все остальные машины объезжают их справа и слева. Если мотор включен, иногда на приборной доске зажигаются какие-то красные лампочки, но мальчик не знает, что они означают. Иногда из-под капота начинает валить дым и мотор выключается сам собой. Машины сзади начинают бибикать. По радио передают сообщение об очередной пробке — на центральной полосе такого-то шоссе сломалась машина и перекрыла движение.

Глупый маленький мальчик думал, что это и есть — быть знаменитым. Когда все на тебя смотрят, все тебе бибикают. Когда о тебе говорят по радио. Пока мама не просыпалась, мальчик просто сидел и махал в окно. Он думал про толстого Тарзана и обезьяну с каштанами. Он думал о том, как Тарзан улыбался. О том, что унижение есть унижение, только если ты сам выбираешь, что будешь страдать.

И он улыбался рассерженным людям, которые проезжали мимо.

И посылал им воздушные поцелуи.

А потом мимо проехал большой грузовик и посигналил, и мама вздрогнула и проснулась. Она долго — почти минуту — смотрелась в зеркало заднего вида и поправляла прическу. Потом достала из сумки белую пластмассовую трубочку, засунула ее в одну ноздрю и глубоко вдохнула. Потом прищурилась и посмотрела на мальчика. Потом — на приборную доску, где мигали красные лампочки.

Белая трубочка была меньше губной помады. На одном конце трубочки была дырочка, чтобы через нее вдыхать. Внутри был какой-то бальзам. Когда мама вынимала трубочку из носа, на белой пластмассе всегда оставалась кровь.

— Ты сейчас в каком классе? — спросила она. — В первом? Во втором?

В пятом, ответил мальчик.

— И твой мозг сейчас весит три фунта? Или четыре?

В школе у него были одни пятерки.

— То есть тебе сейчас сколько? Семь лет?

Девять.

— Ладно, Эйнштейн, все, что тебе говорили эти твои приемные родители, — говорит мама, — можешь об этом забыть.

Она говорит:

— Эти приемные мамы-папы, они понятия не имеют, что важно, а что не важно.

Прямо над ними завис вертолет, и мальчик слегка подается вперед, так чтобы смотреть на него сквозь синее напыление сверху лобового стекла.