Удушье

По радио передают, что на таком-то шоссе, на центральной полосе сломался «плимут-дастер» золотистого цвета. Кажется, у него перегрелся мотор.

— И черт с ней, с историей. Гораздо важнее знать всех этих вымышленных людей, — говорит мама.

Мисс Пеппер Халиванд — это вирус Эбола. Мистер Тернер Андерсон — это кого-то стошнило.

По радио передают, что на место поломки уже отправилась спасательная бригада — чтобы убрать с шоссе сломанную машину.

— Все, чему вас учат в школе, вся эта алгебра и экономика — можешь про это забыть, — говорит мама. — Никому это не нужно. Вот, например, ты знаешь, как вычислить площадь равностороннего треугольника, — и чем тебе это поможет, когда в тебя будет стрелять какой-нибудь террорист? Правильно. Ничем не поможет.

Другие машины объезжают их справа и слева и уносятся вперед.

— Я хочу, чтобы ты знал по-настоящему важные вещи, — говорит мама. — А не то, чему тебя учат другие, потому что считают, что тебе это нужно.

И мальчик спрашивает:

— Типа?

— Типа когда ты думаешь про свое будущее, — говорит мама и прикрывает рукой глаза, — на самом деле ты думаешь про ближайшие два-три года.

И еще она говорит:

— А когда тебе исполняется тридцать, ты понимаешь, что главный твой враг — это ты сам.

И еще:

— Век Просвещения благополучно закончился. Мы живем в век Беспросветного Невежества.

По радио передают, что полицию уже известили о машине, сломавшейся на шоссе.

Мама добавляет громкости.

— Черт, — говорит она, — скажи мне, что это не мы.

— Они говорили про «плимут-дастер» золотистого цвета, — говорит мальчик. — А это наша машина.

И мама говорит:

— Вот оно, лишнее подтверждение тому, как мало ты знаешь.

Она открывает дверцу со своей стороны и говорит, чтобы он выходил из машины. С ее стороны. Она смотрит на автомобили, которые проезжают мимо.

— Это не наша машина, — говорит она.

По радио передают, что водитель и пассажиры, похоже, решили оставить машину прямо на шоссе.

Мама протягивает ему руку.

— И я не твоя мама, — говорит она. — Все не так, как ты думаешь. — У нее под ногтями — засохшая кровь из носа.

Радио надрывается в пустой машине. Женщина, что была за рулем золотистого «дастера», и ребенок теперь представляют опасность сами по себе — они бросают машину и пытаются перейти через четыре полосы скоростного шоссе с интенсивным движением.

Мама говорит:

— Я так понимаю, у нас впереди целый месяц веселья и приключений. Пока у меня не закончатся сроки действия кредитных карточек.

Она говорит:

— У нас впереди целый месяц, если, конечно, нас не поймают раньше.

Машины бибикают и едва уклоняются от столкновения. В брошенном золотистом «дастере» надрывается радио. Вертолет опускается ниже.

И мама говорит:

— А теперь — как с «Вальсом Голубого Дуная». Держи меня за руку. Крепко-крепко. — Она говорит: — И не раздумывай ни о чем. Просто беги.

Глава 16

Следующая пациентка — женщина лет двадцати девяти, с большой родинкой на внутренней стороне бедра, и эта родинка мне не нравится. При таком свете трудно понять, что именно с ней не так, но она слишком большая, асимметричная, и отливает синим. Края неровные. Кожа вокруг воспалена — как будто расчесана.

Я спрашиваю у нее, не чешется ли родинка.

Я спрашиваю, не было ли у нее в роду случаев рака кожи.

Денни сидит рядом со мной за столом. Перед ним — большой желтый альбом. Он достает зажигалку и держит над пламенем пробку от винной бутылки. Один конец пробки уже почернел. Денни говорит:

— Слушай, друг, ты какой-то сегодня злой. Нет, серьезно. — Он говорит: — Ты что, все же сорвался?

Он говорит:

— Ты всегда, после того как кому-нибудь вставишь, ходишь злой на весь мир.

Пациентка падает на колени, широко разведя ноги. Она подается вперед и начинает качаться, изображая движения полового акта. Ее плечи, грудь и лобок — все напоказ. Все — для нас с Денни.

Вот симптомы злокачественной меланомы:

Форма асимметричная.

Края неровные.

Необычный цвет.

Диаметр больше шести миллиметров.

Лобок у нее чисто выбрит. Она вся загорелая, гладкая и блестящая — даже не женщина, а совершеннейшее из устройств, куда можно засунуть кредитную карточку. Она демонстрирует нам себя как бы в замедленной съемке. Ее движения — плавные, словно волны. В этом приглушенном красно-черном свете она кажется красивей, чем на самом деле. Красный свет сглаживает все изъяны кожи: шрамы и синяки, прыщи и растяжки. Белки глаз и зубы кажутся ослепительно белыми в черном свете.

Красота произведения искусства заключается не столько в самом произведении, сколько во вспомогательном оформлении.

При таком освещении даже Денни выглядит цветущим. Его альбом так и светится желтым. Он закусывает губу. Смотрит на пациентку, потом — на свои зарисовки, потом — снова на пациентку.

Она раскачивается перед нами и кричит, стараясь перекричать музыку:

— Что?!

Она вроде бы натуральная блондинка. Повышенная группа риска. И я задаю ей такой вопрос: не было ли у нее в последнее время резкой и необъяснимой потери веса?

Не глядя на меня, Денни говорит:

— Знаешь, друг, во сколько бы мне обошлась настоящая натурщица?

И я говорю ему: