Угловые

— Хорошая женщина… Это что говорить!

— Не пьющая?

— Вина не обожаетъ. Это ужъ надо прямо сказать. Тутъ безъ фальши… Зачмъ говорить?.. Ей, по настоящему, по ея смыслу не въ углу жить, а въ хозяйкахъ существовать, самой квартиру держать, но квартирнымъ-то хозяйкамъ денежной милостью не помогаютъ, потому что хозяйка, а у ней дти…

— Стало быть, все-таки женщина трезвая. Это очень пріятно… Мы ей помогали, я ее помню. Фамилія такая, что запоминается… И въ спискахъ у насъ… Охлябина…

— Это правильно-съ… Изъ-за ейной трезвости очень многіе… Да и ловка она насчетъ этого… Вино клянетъ. Прямо клянетъ… А только вотъ самъ-то у нея…

— Ахъ, у нея, стало быть, есть другъ милый? — удивилась барыня, не понявъ, къ нему клонилась рчь дворника.

— Существуетъ-съ. Недавно объявился. Объ этомъ я вамъ и докладываю, — отвчалъ дворникъ. — Да вотъ ейная хозяйка… Вы отъ нея все узнаете, — указалъ онъ на Кружалкину. — Пожалуйте… Она васъ проводить къ Охлябиной. Охлябину спрашиваютъ, Анна Сергвна, проводи…

— Охлябину? — засуетилась Кружалкина. — Пожалуйте, сударыня, пожалуйте. Женщина кроткая и очень съ дтьми мучается. Вотъ здсь, по этой лстниц, у меня на квартир. Я сама сирая вдова и хотя дтей у меня нтъ, но тоже бьюсь въ бдности. Тише, ваше превосходительство… Тутъ порожекъ.

Явившійся лакей поддержалъ барыню подъ локоть.

Кружалкина повела барыню по лстниц во второй этажъ.

VIII

Барыня вошла въ кухню квартиры Анны Кружалкиной и поморщилась, сдлавъ гримасу. На нее такъ и пахнуло смсью разныхъ жилыхъ запаховъ.

— Какой у васъ здсь непріятный запахъ, — сказала она, стараясь выразиться какъ можно мягче.

— Живутъ много, ваше превосходительство. Народъ все бдный, неимущій, сироты, — поясняла Кружалкина. — Тутъ у нихъ и пеленки, и сапоги. Матрена Ивановна! Къ теб пришли! Благодтельница пришла! — крикнула она Охлябиху, заглянувъ изъ кухни въ корридоръ.

Барыня озиралась по сторонамъ и, наконецъ, произнесла.:

— Послушайте, дайте мн гд-нибудь приссть, чтобъ не замараться.

— А вотъ я вамъ сейчасъ табуреточку оботру. Сейчасъ, сейчасъ… — засуетилась Кружалкина… схватывая некрашеную табуретку и полотенце. — Пожалуйте…

— Но не могу-же я въ кухн… Вы меня проведите къ самой Охлябиной.

Кружалкина сейчасъ вспомнила, что тамъ у ней лежитъ пьяный жилецъ-портной, и отвчала:

— Да у ней, сударыня, хуже… Понятное дло, что живетъ среди угловыхъ жильцовъ, а здсь въ кухоньк я одна существую. Вотъ теперь табуреточка чистенькая, — прибавила она, обтеревъ ее полотенцемъ. — Пожалуйте.

— Мн именно и хочется посмотрть, какъ живутъ угловые жильцы. Нтъ, вы меня къ ней проведите.

— Да ужъ пожалуйте, пожалуйте, коли вамъ такъ угодно.

Он сдлали нсколько шаговъ по корридору, и Кружалкина отворила дверь въ комнату. На барыню теперь ужъ пахнуло сильнымъ перегаромъ водки и махорки. Барыня стала кашлять и прикрыла носъ и ротъ носовымъ платкомъ.

— Охлябиха, чего ты валандаешься и не идешь? — сказала Кружалкина. — Вотъ барыня теперь къ теб ужъ сама.

— Сейчасъ, сейчасъ… Извините, сударыня… Очень ужъ я не въ порядк была. Вотъ только юбченочку на себя накину и платокъ… — послышалось изъ-за розовой ситцевой занавски на шнурк, которой была раздлена комната на дв половины.

Барыня покосилась и обозрла первую половину комнаты. Стояли три койки, изъ коихъ одна на березовыхъ полньяхъ, выглядывавшихъ изъ-за сраго одяла. На одной койк, покрытой овчиной полушубка, лежалъ, обернувшись къ стн, босой субъектъ съ всклокоченной головой, въ жилетк, изъ проймъ которой выглядывали ситцевые рукава рубахи. Субъектъ храплъ отчаянно. Барыня невольно посторонилась отъ его койки, оглянулась и, видя, что лакей стоитъ въ дверяхъ, успокоилась.

— Вотъ и стуликъ здсь есть. Пожалуйте на стуликъ приссть, ваше превосходительство, — бормотала Кружалкина. — На стулик вамъ будетъ много спокойне.

Барыня присла, продолжая держать платокъ около носа, и сказала Кружалкиной:

— Вамъ непремнно надо почаще провтривать комнату.

— Да конечно оно слдуетъ, барыня-сударыня, а только ужъ олень выстужается комната-то, а наши жильцы тепло любятъ. Вдь ужъ и такъ черезъ день топлю, а дрова дороги.

Изъ-за занавски показалась Матрена Ивановна Охлябина, запахиваясь на груди и живот срымъ суконномъ платкомъ, кланяясь и говоря:

— Ужъ вы извините, ваше превосходительство, что я заставила васъ долго дожидаться. Очень ужъ я была несуразная, показаться-то мн было нехорошо.

— Вы Матрена Охлябина, вдова? — спросила ее барыня.

— Точно такъ, ваше превосходительство, настоящая вдова и четверо дтей у меня, малъ-мала-меньше… — отвчала Охлябина, поклонившись.

— А гд-же ваши дти, Охлябина?

— Дти-то? Да одна большенькая дочка въ школ у меня, благодтельница, а другой махонькій мальчикъ спитъ за занавской. Хворенькій онъ, барыня…

— А остальные двое?

— Остальные-то? Въ пріют, ваше превосходительство. Не скрываю, въ пріют. Были благодтельницы и помстили въ пріютъ, дай имъ Богъ здоровье. Денно и нощно Бога молю о ихъ здравіи.

— Стало быть на вашемъ попеченіи только двое дтей, а вы пишете въ прошеніи, что четверо.