Угловые

Это взорвало Кружалкину. Она была зла на Марью за отдачу дровъ лавочнику, и проговорила:

— Ну, зачмъ-же врать-то барын? Барыня эдакая добрая, сама пріхала, а ты врешь.

— Да вдь одинъ у меня въ деревн,- поправилась Марья. — А другой…

— Можете показать мн вашихъ дтей? Гд они?

— Въ школ, сударыня, въ школ… Теперь такое время, — отвчала Марья.

— Не помню я прошенія Крендельковой, не помню, — покачала головой барыня. — Вы когда подали-то его?

— Да когда… Дня два ужъ какъ подала прошеніе. Я о мальчик, сударыня, прошу… о сапогахъ…

— Два дня… Ну, такъ оно еще неразсмотрно. Могло даже и не поступить ко мн,- проговорила барыня, посмотрла на лицо Марьи и спросила:- А что это у васъ глазъ-то, Кренделькова?

Марья покраснла.

— Да вотъ головокруженіе, ваше превосходительство, отвчала она. — Несла это я намедни корзиночку съ бльемъ, а у насъ лстница скользкая, оступилась я да и… Вы не подумайте что-нибудь, барыня, — прибавила она. — Конечно, не трудно у насъ и на кулакъ наткнуться, потому что народъ у насъ въ углахъ животъ фабричный, буйный, и онъ ни за что тебя въ пьяномъ вид двинетъ, а только это на лстниц, отъ круженія…

Квартирная хозяйка стояла и еле сдерживала, улыбку.

— Ну, что-жъ, покуда у меня не будетъ вашего прошенія, Кренделькова, я вамъ ничмъ помочь не могу, — сказала барыня. — Но вы все-таки считайте себя ужъ обслдованной. Показанія ваши я запишу въ мою записную книжку и ужъ сама сюда больше не пріду, ни отъ себя никого не пришлю. А сапоги для вашего сына вы получите. Я васъ вызову къ себ повсткой.

— Много благодарны вами, барыня, — кланялась Марья. — Вамъ Богъ заплатить, что вы не оставляете сиротъ. — Но нельзя-ли, барыня, и за уголокъ, благодтельница, за меня заплатить? Всего два рубля…

Марья была уже смле. Видя снисходительность барыни, она наклонилась, чтобы поцловать ея руку, но барыня быстро спрятала руки за спину, тогда Марья приподняла голову и чмокнула барыню въ плечо. Барыня повела носомъ и строго взглянула на Марью.

— Вы водку, Кренделькова, пьете. Отъ васъ водкой пахнетъ, — проговорила она.

Марья смутилась, покраснла, но тотчасъ-же нашлась и отвчала:

— Нтъ, барыня, что вы! Точно что я сейчасъ выпила малость отъ сосдки, именинницы., а только это не отъ меня самой пахнетъ. Это отъ ногъ, сударыня… Я ноги натираю водкой, потому что у меня, ваше превосходительство, ревматизмъ въ ногахъ… Только водкой и спасаюсь. А пить — зачмъ-же?..

— Ну, смотрите. Будьте осторожны. Мы завдомо пьющимъ людямъ не помогаемъ.

— Боже избави, барыня… Что вы… Это отъ ногъ. За уголокъ-то, барыня, можно разсчитывать получить?

— Нтъ, нтъ. Что-нибудь ужъ одно: или сапоги, или за уголъ. Вы просите сапоги — сапоги и получите. Да наконецъ вы у меня и на замчаніи… Этотъ глазъ… Этотъ запахъ… Вдь я не могу проврить. Дайте мн гд-нибудь къ столу приссть, чтобъ я могла въ записную книжку записать, — обратилась барыня къ квартирной хозяйк.

— Въ кухню, ваше превосходительство, пожалуйте, — засуетилась Анна Кружалкина. — У меня тамъ столъ чистый… Сейчасъ только съ мыломъ и пескомъ вымыла.

— Ко мн, барыня, пожалуйте въ уголокъ, — приглашала Марья. — У меня тоже есть столъ…

Об женщины повели барыню изъ комнаты Охлябиной. Сзади слдовалъ лакей, за лакеемъ Охлябиха.

— А мн-то, сударыня, какъ-же быть? — заунывно спрашивала Охлябиха. — Я двченонк сапоги просила, а махонькому мальчику фуфаечку и чулочки.

— Получите, получите. Ваша просьба можетъ быть уважена. Я вызову васъ къ себ повсткой, и вы получите отъ меня билетъ на полученіе изъ лавки сапогъ, фуфайки и чулокъ.

— Нельзя-ли, благодтельница, и мн чулки въ придачу къ сапогамъ для мальченки? — клянчила Марья. — Вдь какіе холода-то стоятъ.

— Хорошо, хорошо. И эта просьба ваша можетъ быть удовлетворена.

Барыня подсла въ кухн къ столу, кинула изъ бархатнаго ридикюля изящную сафьянную книжечку съ золотымъ обрзомъ и стала въ нее записывать показанія Марьи.

— Кренделькова… — говорила она, записывая. — Вдова… живетъ въ углу… Трое дтей… невоздержна… Давно вы вдовете, Кренделькова?

— Я-то? Да ужъ лтъ десять, сударыня, — отвчала Марья и потупилась.

— А кто былъ вашъ мужъ?

— Да онъ разное… Больше поденно на работу ходилъ. Фабричный, сударыня, пишите: фабричный.

— Хорошо. Фабричный. А водку, Кренделькова, я вамъ совтую бросить. Вдь ужъ вашъ подбитый глазъ прямо указываетъ. Конечно, я признаю, что бдность, общество дурное васъ наталкиваетъ, холодъ…

— Увряю васъ, сударыня, что я поскользнулась на лстниц.

— А теперь вы, Охлябина… — продолжая писать, сказала барыня. — Вдова?

— Настоящая вдова, ваше превосходительство. По паспорту даже вдова, — гордо произнесла Охлябина, натягивая платокъ на животъ.

— При себ, Охлябина, у васъ только двое дтей? Двое… Ну, а остальное у васъ есть въ прошеніи. Могу вамъ сообщить, что вашъ дворникъ атестовалъ васъ, какъ вполн трезвую женщину.

Охлябина поклонилась.

— За комнатку-то, сударыня-барыня, вы за меня заплатите? Вдь ужъ у меня ни кругомъ, ни около… — проговорила она.

— Этотъ вопросъ мы оставимъ открытымъ. Вдь ужъ вы согласились на сапоги, фуфайку и чулки.