Угловые

— Да вдь ужъ это, барыня, порядокъ такой, вс такъ пишутъ. Вдь и имъ тоже нтъ, нтъ, да какой-нибудь кусочекъ въ гостинчикъ снести надо… Все-же мать… Придешь съ пустыми руками, такъ смотрятъ.

— Вы давно-ли вдовете-то? — спросила барыня посматривая на слишкомъ полный станъ Охлябиной.

— Да ужъ пятый годъ, сударыня… И бьюсь, бьюсь я, какъ рыба объ ледъ, — дала отвтъ Охлябина, нсколько смутившись отъ взгляда барыни, и натянула платокъ на животъ. — Покойникъ у меня сторожемъ служилъ. Мы, барыня, по гривенникамъ, десять рублей чайныхъ денегъ сбирали.

— Ну, а теперь работаете что-нибудь? — допрашивала барыня.

— Да гд-же, ваше превосходительство, при дтяхъ-то? Вдь ихъ накормить, обмыть надо. А ихъ четверо.

— Двое только.

— А было четверо. Двое-то всего только годъ какой-нибудь. Да и отъ двоихъ трудно отлучиться. Вотъ что отъ благодтелей получу, тмъ и живу.

— Могли-бы ходить работать. Двочка въ школу ходить, стало быть на вашемъ призрніи только одинъ ребенокъ. Сколько ему лтъ?

— Третій годокъ пошелъ. Несмышленокъ онъ.

— Его въ Ясли. Близъ васъ есть такой пріютъ Ясли, гд вы можете за десять копекъ въ день приводить вашего ребенка на время работы вашей въ этотъ пріютъ.

— Знаемъ мы, барыня. Но тамъ его уморить могутъ. А вдь я мать, мое дтище…

— Какой вздоръ вы говорите! Я сама тамъ членъ… — сердито проговорила барыня;. — Но странно… Вы вдовете пять лтъ, а у васъ ребенку третій годъ.

— Ахъ, барыня добрая! Вс мы люди-человки! — вздохнула Охлябина.

— Вы почему-же, собственно, теперь обратились въ наше общество съ прошеніемъ? Что вы просите?

Охлябина встала втупикъ.

— А какое ваше общество, ваше превосходительство? — спросила она посл нкотораго молчанія. — Я, барыня, во многія общества подавала, такъ ужъ перепуталась.

Барыня объявила, какое общество, и прибавила

— Мы довольно широко помогаемъ, по разнымъ отраслямъ, разумется только съ разборомъ. Вамъ что-же нужне-то было-бы? Вы въ прошеніи не упоминаете.

— Намъ-то? Да лучше-бы, ваше превосходительство, денежную милость, такъ какъ мы сироты, а пить-сть надо. Работать отъ дтишекъ не могу, да и хвораю я. Не оставьте денежной милостью.

— Нтъ, денегъ на руки мы не даемъ. Это наше правило. Мы можемъ дать вашимъ дтямъ блье… сапоги…

— Вотъ вотъ… Тогда сапожки двочк позвольте.

— Это которая въ школу ходить? Доставьте намъ удостовреніе отъ у учительницы, что двочк нужны сапоги. Или, можетъ статься, у васъ за уголъ, не плачено?

— Не плачено, не плачено, сударыня. За цлый мсяцъ не плачено, — подхватила Кружалкина, стоявшая сзади барыни, и подмигнула Охлябих.

— Тогда явите божескую милость на уголъ пожертвовать. Да фуфаечку-бы тепленькую мальчику-то и чулочки шерстяные, — просила Охлябиха.

— Что-нибудь ужъ одно. И то, и другое мы не можемъ въ одн руки. Наше общество слабо въ денежныхъ средствахъ. Сколько вы платите за уголъ?

— Полъ-комнаты у насъ, барыня-сударыня.

— Сколько-же вы платите?

— Пять рублей, — пробормотала искренно Охлябиха.

— Шесть… — брякнула въ то-же время Кружалкина.

— Ну, вотъ за квартиру за мсяцъ будетъ для васъ заплачено, — сказала барыня — Но вы должны работать, непремнно работать, — прибавила она и поднялась со стула, сбираясь уходить.

IX

Въ это время въ дверяхъ показалась Марья и загородила собой барын дорогу.

— И я къ вамъ, барыня-сударыня-благодтельница… — заговорила она, стараясь надвинуть на подбитый глазъ платокъ и этимъ прикрыть изъянъ. — Если вы изъ того общества, которое сапоги выдаетъ дтямъ, то и я просила за своего мальчика. Ужъ не оставьте, ваше превосходительство, нашу бдность непокрытую. Вдь вотъ я бьюсь, какъ рыба объ ледъ.

Барыня съ головы до ногъ окинула Марью взглядомъ, и спросила:

— Да ваша фамилія-то какъ?

— Кренделькова… Марья Кренделькова, благодтельница.

— Кренделькова? Не помню такой. Хотя ваша фамилія такая, что легко запомнить. Вы здсь живете?

— Въ этой-же квартир существуемъ, сударыня, только въ другой комнат. Тамъ, рядомъ, я уголокъ снимаю. Махонькій уголокъ по сиротству нашему… Вотъ и квартирная хозяйка тутъ. У нея можете спросить.

— Вы въ какое общество подавали? Вдь есть много обществъ, — задала вопросъ барыня.

Марья встала втупикъ.

— Да вдь я неграмотная, ваше высокое превосходительство, мн люди писали. А только въ такое, которое сапоги раздаетъ. Сапоги, пальто, калоши… Явите божескую милость, барыня, не оставьте сироту.

— Я членъ совта общества для пособія бднымъ теплой одеждой и обувью.

— Вотъ, вотъ… — подхватила Марья. — Такъ оно и есть… Въ эту точку… Оно… Туда мы и подавали.

— Вы замужняя? У васъ есть мужъ? — спросила барыня.

— Нтъ, сударыня… сирота…

Марья хотла сказать, что она вдова, но покосилась на Алябиху и потупилась.

— Отчего-же вы говорите: мы подавали?

— Да вдь много у насъ тутъ жильцовъ всякихъ. Вс подавали… А я сирота, совсмъ сирота. Помощи никакой.

— Но вдь все-таки чмъ-нибудь занимаетесь, работаете?

— По стиркамъ хожу, поломойствую. А только у меня, барыня, ломота въ рукахъ и ногахъ и круженіе въ голов.

— Сколько-же у васъ дтей?

Марья совсмъ забыла, о сколькихъ дтяхъ писалось у ней въ прошеніи. Она запнулась нсколько и отвчала:.

— Трое, сударыня.