Угол покоя

Не таким письмом, какого Оливер ждал, где гарантировалось бы финансирование его проекта. Письмо было от майора Джона Уэсли Пауэлла, сменившего Кларенса Кинга на посту директора Геологической службы Соединенных Штатов. Там говорилось, что Служба, которой Конгресс недавно поручил обследовать все реки Запада, определить районы, пригодные к орошению, и наметить места для водохранилищ, могла бы привлечь его к этой работе. Капитан Кларенс Даттон, который возглавляет гидрографические изыскания, горячо рекомендовал его (отзвук одного из вечеров в Ледвилле). Насколько известно майору Пауэллу, собственный проект мистера Уорда временно приостановлен. Не пожелает ли он отвлечься от него, допустим, на два года и занять должность регионального помощника капитана Даттона, отвечающего за бассейн реки Снейк, где он уже много потрудился? Если мистер Уорд решит принять предложение, ему необходимо будет приехать в Вашингтон на неделю в январе и приступить к работе весной, как только позволит погода.

Обсуждая это письмо, Оливер и Сюзан прекрасно понимали, что уйти на два года из Горнодобывающей и ирригационной компании Айдахо значит уйти из нее насовсем. Понятно было и то, что, если Оливер поступит в Службу, их жизнь изменится кардинально. Сюзан, дети и Нелли не смогут жить в каньоне одни. Переезжать в Бойсе, который она презирала, ей не хотелось ни в какую.

– Может, тебе домой наведаться? – спросил Оливер.

Но она стояла, сложив руки на груди и хмуро глядя в пол. Ее родители оба умерли. Старый дом был выставлен на продажу. Оставалась Бесси, у которой в маленьком доме не найдется для них места, и Огаста, перед которой Сюзан было бы стыдно. Когда подняла глаза и ответила ему, ответ вылетел дешевый, схватила первое попавшееся, чего не думала на самом деле, и выставила как предлог:

– В том же платье, в каком уезжала? Восемь лет как вышло из моды, локти заштопаны.

Она увидела: он взвесил ее слова, понял и простил. Не стал даже говорить, что сейчас нет препятствий к тому, чтобы купить новое платье. Спросил только:

– Что тогда ты думаешь делать, если я соглашусь?

– Не знаю, – сказала она, – но ты должен согласиться.

– Капитулировать.

– Это не будет полная капитуляция. Все, что ты сделал, пригодится для этих государственных изысканий. А после них орошение, может быть, станут понимать лучше, ты получишь поддержку и сможешь продолжать.

– Ты в это веришь?

– Не знаю. А ты?

– Нет.

– И все равно!..

– Все равно надо соглашаться, да?

– Да, думаю, надо.

– А как ты, как дети?

– Не важно, как мы и что мы! Я буду счастлива где угодно, если буду знать, что ты трудишься и… доволен собой. Я могу содержать детей. Я уже это делаю, не так ли?

Этого лучше было не говорить. Она знала, но поневоле сказала. Его ровный, тяжелый взгляд сообщил ей, что, сказав, она ожесточила его, и, увидев его реакцию, она тут же ожесточилась сама.

– Тебе полезно будет отъехать подальше от этих людей и этого города, – сказала она. – Начнешь в горах заниматься любимым делом. Я хочу, чтобы ты взял эту работу и пообещал мне, что перестанешь пить. Если у тебя появится работа, то не останется оправдания, верно же?

– Не останется, – сказал Оливер.

Его тон возмутил ее.

– Ты что? Ты что?! Я старалась понять, я оправдывала тебя, потому что знаю, каково… Но если ты теперь опять при деле, уже нет никакого оправдания. Ты должен мне пообещать!

– Предоставь мне самому с этим разобраться, – сказал он. – У меня лучше получается, когда никто не тянет и не подталкивает.

– Ты считаешь, я тяну и подталкиваю?

Он смотрел на нее молча.

– Если так, – сказала она чуть не плача, – если, по‑твоему, мне только и надо, что командовать и распоряжаться, лучше, может быть, мне уехать куда‑нибудь с детьми навсегда.

Он был точь‑в-точь норовистый мул. Ей прямо‑таки видно было, как он уперся задними ногами и пригнул уши. Устрашенная тем, что сказала, боясь, что отчасти так и думала, она вгляделась в его нахмуренное лицо.

– Вот это я и называю “тянуть и подталкивать”, – сказал он. Отошел от нее и уселся на стол, стал смотреть в окно на мост и Эрроурок. Он обращался теперь к окну – или к ее отражению в нем. – Ты намного лучше меня, – сказал он. – Думаешь, я не знаю? – Его глаза нашли в оконном стекле ее глаза и не отпускали. – Думаешь, я не знаю, через что заставил тебя пройти? Или, по‑твоему, мне безразлично? Но пойми, Сю, я не буду справляться лучше, если кто‑нибудь, пусть даже ты, пытается меня тащить. Я и так делаю все, что могу.

Не находя слов, обхватив себя руками, не утирая слез, бежавших по щекам, она смотрела на его призрачное, повернутое углом лицо в стекле, через которое просвечивали край каньона и небо.