Уютная кондитерская в Париже

– Не что? Не для человеческого стола? – принялась подначивать ее Мэдди. – А мне они показались такими классными.

Нина прикусила губу.

– Но… я… ну, ты знаешь, у меня нет квалификации или профессии.

Маргерит похлопала ее по руке.

– Я бы на вашем месте так не волновалась, милочка. Марсель перфекционист. Если бы он не считал, что ваши эклеры превосходны, он бы не стал их подавать.

– Но… – А теперь он понес подставку с пирожными другой паре! Что это Марсель надумал? Может быть, он предлагает им пирожные за счет заведения? Да, тогда все в порядке. Нельзя же брать за них деньги.

И только попрощавшись с Маргерит и Мэдди и прибравшись на кухне, она узнала, что Марсель не только взял деньги с клиентов, но продал все пирожные до последнего и настаивал на том, чтобы Нина пришла завтра утром и приготовила новую партию.

Глава шестнадцатая

Она услышала голос Маргерит в домофоне на красивых деревянных дверях, которые вели с улицы в ухоженный дворик, уставленный растениями в горшках, прорезанный гравийными дорожками, как некая разновидность таного сада[44].

Следуя инструкциям, Нина прошла во второй дворик, к еще одним двойным дверям, где ее и встретила Маргерит.

– Доброе утро, Нина. Прошу, входите.

– Спасибо. Как у вас тут хорошо, – сказала Нина показывая на дворик. – Снаружи и не подумаешь, что тут такое чудо. Красота.

– Спасибо. – Маргерит наклонила голову и пошла вперед резвым шагом в свои изящных туфлях-лодочках на низеньком каблуке, ее светло-голубые седые волосы были идеально уложены.

– Это кресло-коляска. Мне в прошлом году заменили тазобедренный сустав, и я от этой ужасной коляски так еще и не избавилась. Я отказывалась ею пользоваться.

Если только такое было возможно, она еще выше подняла голову, огибая оскорбительную коляску и не скрывая ненависти к ней.

Хотя Маргерит и находилась у себя дома, ее одежда была безукоризненна – платье из голубого шелка, короткая жакетка с широким воротником в классическом стиле, отчего она напоминала творение Шанель. Нина похвалила себя за то, что сделала над собой некоторое усилие и надела элегантные черные брюки, а не свои обычные джинсы. Они прошли по широкому коридору, где на маленьких ониксовых столах перед большими зеркалами в золоченых рамах в высоких фарфоровых вазах стояли розы, наполнявшие воздух своим ароматом. Маргерит прошла еще через две пары высоких дверей в комнату с высоким потолком. По стоявшему здесь столу были разбросаны книги и журналы, на одном из диванов валялось что-то вязаное, незавершенное, на большом, круглом, полированном до блеска столе стояли семейные фотографии в рамочках. Там было много фотографий Маргерит и очень красивого мужчины, а еще больше снимков хорошенького мальчика в разные годы его взросления. Свежих фотографий было мало. Мальчик превратился в мужчину, стояла его фотография с невестой, было несколько фотографий младенцев, потом двух детишек явно младшего школьного возраста на знакомом облачно-голубом фоне.

– Это ваша семья? – спросила Нина, которую сразу же потянуло к столу; она вспомнила громадную коллекцию фотографий дома, под строгим надзором матери, которая тщательно следила, чтобы здесь, несмотря на постоянное пополнение коллекции, сохранялся порядок, дающий правильное представление о десятилетиях семейной жизни.

– Это мой муж Анри и мой сын Матье. Анри умер шесть лет назад.

– Примите мои соболезнования. И сколько лет вы прожили вместе?

Голубые глаза Маргерит затуманились.

– Больше сорока лет.

– Вам, наверное, очень его не хватает, – сказала Нина, которая представить себе не могла, что должна чувствовать Маргерит. Независимая жизнь в данный момент казалась ей довольно странной и вполне раскрепощающей, но она с чувством облегчения понимала, что это не будет длиться бесконечно. Что чувствует человек, когда знает: тот, кого он любил, больше никогда не вернется?

– Да, – ответила Маргерит. – Но я не могу себе вообразить никого другого на его месте.

– А еще родня у вас есть? – спросила Нина.

– Нет. Сестра была, но она умерла еще раньше моего мужа. У нее две дочери, одна живет в Швейцарии, другая – в Америке.

– Значит, никого из близких во Франции у вас нет?

Марегерит улыбнулась ей отважной улыбкой.

– Non. Печально, правда? А у вас есть семья?

Нина кивнула.

– Большая, шумная, во все вмешивающаяся. Я их люблю, но побыть вдали от них тоже хорошо. Быть предоставленной самой себе.

Маргерит кивнула с безмятежной улыбкой.

– Что делать – мы всегда чем-то недовольны. Я бы хотела, чтобы вокруг меня была семья.

Нина отрицательно покачала головой.

– А я хочу быть подальше от моей. Но сегодня мы попытаемся соединить вас с близкими. Где ваш ноутбук?

* * *

К тому времени, когда с пространными извинениями появилась Мэдди в многоцветье шарфов и слоев одежды, Нина уже открыла для Маргерит аккаунт в «Скайпе», загрузила программу в ноутбук и показала Маргерит, как входить на ее электронную почту.

– Ну, вы заслужили ланч, – сказала Маргерит.

– Могу я помочь? – спросила Нина.

– Вообще-то говоря, я хотела вас попросить. – Призрак улыбки появился на губах пожилой женщины.