Уютная кондитерская в Париже

Дверь резко и с хлопком распахнулась, потом раздался грохот падающих костылей. Нина поспешила на шум и увидела Себастьяна, который цеплялся за дверную раму, его сумка с ноутбуком висела у него на груди, а костыли лежали у ног.

– Чертовы подпорки, – прорычал он, перепрыгивая через порог и сразу же хватаясь за край ближайшего стола. – Ты можешь подать мне костыли?

– Доброе утро, Себастьян, – проворковала Нина намеренно веселым голосом, за что получила хмурый взгляд. Ого, день обещает быть нелегким, подумала она. Она нагнулась, подняла костыли и протянула ему.

– Нина, – прокряхтел он в ответ, беря костыли под мышки и направляясь в раскачку в противоположную часть кухни. – Ты все подготовила? Желтки отделила от белков? Ингредиенты взвесила? Сахар с водой в сковороде?

– Да, – вымучила она, поборов искушение сказать: «Знаешь, я ведь умею читать». Вместо этого она добавила: – Сделала все, как ты просил, по списку. – Она оглядела кухню. Он пришел раньше, чем она ждала, но Нина не сомневалась: она скрыла все следы своих трудов в последние несколько дней. Она каким-то образом чувствовала, что ее эксперименты вызовут у него раздражение, к тому же она сомневалась, что ее непохожие один на другой эклеры будут отвечать его профессиональным стандартам.

Не сказав больше ни слова, Себастьян через голову снял сумку с ноутбуком, положил ее, а затем принялся инспектировать рабочие места, подготовленные Ниной.

– Значит, ты все же купила, – сказал он, кивая на новенькие сахарные термометры. – Цифровые. Отлично.

И, конечно, ни слова благодарности. Вместо этого он поковылял по кухне, как пес, обходящий помеченную территорию. Себастьян проверял, подготовлены ли рабочие станции в соответствии с его вкусами. Он считал невозможным не поправить деревянную ложку, не положить ее под правильным углом. он не мог пройти мимо ножа, не положив его строго параллельно сбивалке. Делать ему нечего.

– Уже почти половина десятого. Может, тебе пора сходить – посмотреть, не пришли ли гости? Проверь, все ли здесь. Не хочу, чтобы были какие-то жалобы в том смысле, что они за свои деньги не получили того, что им причиталось.

– Они все милые люди, не могу представить, чтобы кто-то из них высказал какие-то претензии.

Слова Нины заставили его нахмуриться. Она развернулась и покинула холодную кухню.

Она пошла по коридору в зал, и ее тут же окутали царящая там теплая атмосфера, звуки активного разговора.

Все общались, как старые друзья, большинство разговоров шло вокруг радикальных изменений, произведенных Марселем в обстановке.

– Так стало гораздо лучше, – с энтузиазмом сказала Мэдди.

– Да, – не допускающим возражений тоном и без какой-либо ложной скромности проговорил Марсель. – А станет еще лучше, когда я переставлю и кофемашину.

– Круто, – сказал Билл.

– Exactement[49]. – Марсель посмотрел на Питера и Билла прямодушным взглядом, при этом улыбка витала вокруг его рта.

– Так вы хотите, чтобы мы помогли, – сказал Питер.

Марсель кивнул.

– Да, во время ланча, если получится. Или в конце дня.

– А что вас заставило устроить тут перестановку? – спросила Мэдди.

Марсель кинул взгляд в сторону Нины, но она едва заметно покачала головой. Она не хотела, чтобы это дошло до Себастьяна. То, чего он не знает, не может ему повредить, к тому же это всего на пару недель.

А она гордилась тем, что, когда Марсель выставил ее эклеры на прилавке, они быстро разошлись.

Остро ощущая тиканье часов и переменчивость настроения Себастьяна, Нина решила позвать всех на кухню.

Все заняли свои места за столами и уставились на Себастьяна, который сидел во главе с раскрытым ноутбуком и блокнотом.

– Всем доброе утро. Рад вас всех видеть снова. На этой неделе мы будем учиться готовить французскую классику. – Он замолк на несколько мгновений, словно в ожидании барабанной дроби. – Макароны. Эти пирожные стали классикой благодаря знаменитому кондитеру Ладюре в середине девятнадцатого века. Вы можете их увидеть повсюду – пирамиды из этих пирожных, выставленные в витринах лучших кондитерских в Париже. Готовить их довольно легко…

– Это вам легко так говорить, – вмешалась Мэдди с улыбкой на губах.

– …пока вы следуете золотым правилам кондитеров, правилам, которые представляют собой одну из точных наук.

Себастьян продолжал свою речь, ни на миг не запнувшись, но при этом ответил Мэдди широкой, игривой улыбкой. Нина почувствовал, как на мгновение замерло ее сердце. Перед ней был тот Себастьян, которого она помнила. И за этим последовал болезненный укол сожаления. Она давно не видела его таким открытым, с таким легким выражением на лице. Теперь улыбки, которые доставались ей, были жалкими, натянутыми, словно нарочито скупыми, чтобы она не истолковала их неправильно.