Уютная кондитерская в Париже

Она достала большую отвертку, которую принесла в полиэтиленовом пакете, засунула ее конусный кончик под чуть отошедшую от стены панель и начала отодвигать ее, уперев в металлический молдинг. Панель издала трескучий стон, от которого у Нины заныли зубы, и еще больше отошла стены. Хотя наверху панель и была неплотно закреплена, работа потребовала гораздо больше усилий, чем предполагала Нина, и у нее ушло добрых пять минут на то, чтобы отделить древесную плиту от стены и увидеть, что находится под ней. Нина включила фонарик на телефоне и посветила в зазор между панелью и стеной. Ей не хотелось отделять панель от стены окончательно, поскольку на стене могло не обнаружиться ничего достойного, но разглядеть что-либо в образовавшемся зазоре ей не удалось, а потому она все же решила снять панель целиком. Она вздохнула и присела на корточки.

Марсель принес ей кофе, поставил чашку на ближайший столик.

– Вы уверены, что за этой панелью есть оригинальная настенная роспись? – спросила она.

Он пожал плечами.

– Я не уверен, но мне помнится, декораторы были довольно ленивы и под зеркалами стену не закрашивали.

– Да?

Нина встала и подошла к ближайшему зеркалу, немного сдвинула его в сторону. Под зеркалом стена была выкрашена в более светлый, более элегантный голубой цвет с клубами белых облаков наверху. Когда-то зал выглядел превосходно.

Она развернулась и засунула отвертку под панель, потянула ручку на себя, наконец панель, издав еще раз непередаваемый звук, подалась и целиком отошла от стены.

– Ааап.

Нина от неожиданности упала, успев вцепиться обеими руками в панель, словно в щит, и чувствуя себя черепахой, перевернувшейся на спину.

Марсель бросился к ней, помог подняться, и они вдвоем уставились на стену.

– Вы мне не дадите свое полотенце? – спросила она, и когда Марсель подал ей полотенце, которое всегда висело у него на переднике, принялась сметать со стены пыль, немного схваченную жирком. – Вот это да. – В небольшом очищенном от пыли окошке они увидели глаз небесного цвета с золотыми ресницами, кремовую кожу вокруг. Увиденное было дразнящим обещанием большего.

Марсель наконец-то улыбнулся по-настоящему. Почти по-настоящему.

– Какая красота!

Нина прикоснулась пальцем к поверхности краски, ее палец снял еще слой пыли, и цвета на стене стали еще ярче.

– Кому понадобилось закрывать это? – спросила Нина. Ее глаза заблестели от неожиданно навернувшихся на них слез.

И опять Марсель пожал плечами, впрочем, ничего другого она от него и не ожидала.

Она сидела на корточках, разглядывала покрытую слоем грязи стену: несмотря на ее усилия, уже очищенный ею кусочек нуждался в хорошей чистке, но даже этого хватало, чтобы оценить роспись целиком.

Нина прикусила губу, оглядела остальные древесные панели на стене. Потом посмотрела на Марселя.

– Ну, что вы думаете?

Он еще раз улыбнулся ей кривой улыбкой, но ничего не сказал – удалился на свое место за прилавком.

А она просидела еще несколько минут, размышляя, что ей делать дальше. Скажем, если она снимет все панели, а роспись окажется поврежденной? Что тогда?

Капля воды упала ей на спину, она повернулась и увидела Марселя с большой миской мыльной воды.

– Вы думаете, стоит? Это не повредит роспись?

Марсель отрицательно покачал головой.

– Нет, я помню, как официанты чистили стены. А мыла здесь совсем чуть-чуть.

Нина обмакнула полотенце в воду, потом отжала его, чтобы оно осталось влажным, а не мокрым, и очень осторожно принялась очищать роспись. Через считаные секунды из-под грязного слоя стали появляться краски, различимыми стали даже крохотные мазки кисти.

Стена заиграла зеленью и голубизной, появилась половина туловища русалки с робкой улыбкой на лице и серебряными струящимися волосами, она протягивала зрителю перламутровые раковины. На чьей-то руке, предплечье которой было скрыто следующей панелью, сидел тритон, крохотные рыбки сновали туда-сюда из его открытой пасти и обратно.

Нина пожалела, что так плохо разбирается в искусстве.

– Мэдди! – сказала она, поворачиваясь к Марселю. – Она разбирается в живописи. – С этими словами она вытащила телефон и быстро нашла Мэдди в списке контактов.

– Привет, это я. Слушай, не могла бы ты прийти ко мне в кондитерскую вместо музея. Хочу тебе показать кое-что.

– О боже. Лечу, – ответила Мэдди. Нина улыбнулась – ей хотелось поскорее увидеть лицо Мэдди, которой предстояло увидеть гораздо больше, чем она предполагала.

Теперь, когда слой грязи был снят и Нина могла видеть волшебно-яркие цвета, ей открылись и какие-то выцветшие фрагменты, с части которых краска облупилась, но, и несмотря на все это, роспись была прекрасна. Она почувствовала, как Марсель с ломиком в руке присел рядом с ней.

– Попробуем? – сказал он.

Они работали рука об руку, единственным звуком в зале был скрежет панелей, извлекаемых с насиженных мест. По мере того как Марсель уносил панели, она подходила к стене и осторожно смывала грязь с ее поверхности.

– Можно задать вам вопрос? – спросила вдруг Нина. Молчание ее не устраивало.

– Спрашивайте.