Укрощение Рики (ЛП)

И они продолжили мирно работать вместе. Оба ни словом не обмолвились об истории с поцелуем — казалось, они молча договорились поскорее забыть этот ничего не значащий эпизод.

— Тобой интересовался новый охранник, Аюда, — между делом упомянул Таи.

— Правда? — Тома озадаченно застыл на месте, пытаясь сообразить, о ком идет речь. Потом лицо Аюды медленно всплыло в его памяти. — А что он хотел знать?

— Спрашивал, амоец ли ты и встречаешься ли с кем-нибудь.

— Неужели? — От изумления Тома утратил дар речи. Аюда, этот новый красавец-охранник, проявил к нему интерес?!

Таи кивнул и не сдержал улыбку — таким потрясенным было лицо фурнитура.

— Кажется, ты ему… приглянулся.

— О… — смущенно протянул Тома. Он и сам не знал, что сказать и как себя вести. — А сколько ждать, пока вода замерзнет?

— Вероятно, несколько часов, хотя точно не скажу. Но будет здорово, если ты сможешь проверять ее время от времени и, когда лед будет готов, наколешь немного в чашку.

Всё утро Тома помогал Таи на кухне. Заметив, что вода полностью замерзла, он вытащил один из контейнеров и принялся откалывать кусочки. Янтарные льдинки дробились на необычные фигуры самых диковинных форм и переливались сверкающими гранями.

— Красота! — с улыбкой прошептал фурнитур. Таи оказался совершенно прав — персиковая вода выглядела очень эффектно.

Но Тома не мог знать одной существенной детали, а повар о ней, как назло, совершенно запамятовал. В морозильной камере хранился контейнер с тарнаксиевым сидром, который Тома по ошибке принял за персиковую воду. Читать по-аристийски он не умел и на ярлычок на боку контейнера не обратил ни малейшего внимания.

Вот как случилось, что в морозильнике оказалась целая чаша колотого льда из сильнейшего афродизиака, которая ждала своего часа, словно заложенная под пентхаус бомба замедленного действия.

— Командор приземлился! — объявил Тома, прочитав входящее сообщение. — Сейчас он находится в космопорте.

К приему гостя всё было давно готово, но, услышав эту новость, все забегали как посоленные, словно предстояло еще переделать кучу всяких дел. Единственное исключение составил Ясон, невозмутимо восседавший в любимом кресле. Он весь день ждал, что Рики по собственной воле выйдет в главный зал, но монгрел дулся и носа не казал из своей комнаты.

— Тома! — не выдержал наконец Ясон. — Пришли ко мне Рики!

— Слушаюсь, хозяин! — с легким поклоном ответил фурнитур и чуть ли не вприпрыжку помчался в комнату пета — он так нервничал из-за визита высокого гостя, что энергия в нем била ключом.

Дверь Рики оказалась заперта.

— Господин Рики! — позвал Тома. — Хозяин Ясон желает вас видеть!

Изнутри послышалось недовольное бухтение. Через несколько секунд дверь отворилась, и на пороге показался монгрел. Когда Тома увидел его в неглиже — точнее, в одних трусиках из металлических колечек, почти не скрывающих пах, — он лишь нечеловеческим усилием сумел удержаться от смеха.

— Какого хрена ты тут лыбишься? — возмутился Рики.

Тома помотал головой.

— Просто так. У меня губы… сами собой растягиваются. — Он сжал губы поплотнее, но это не слишком помогло.

— Ну да, я сам знаю, что выгляжу смешно.

— Вообще-то, ты выглядишь… очень сексуально.

Пет фыркнул и молча прошел мимо.

Рики проторчал в своей комнате целый день. Он злился, но сильнее злости была обида. Наказание его взбесило, необходимость разгуливать по пентхаусу в дурацком виде казалась унизительной, к тому же Ясон назвал его «грязным монгрелом», и от этого стало больно чуть ли не до слез. Он и не подозревал, что блонди корчился в таких же муках, вновь и вновь вспоминая жестокие слова пета и горько сожалея о своих собственных.

Остыв и поразмыслив, Ясон пришел к выводу, что напрасно позволил гневу взять над собой верх. Он вовсе не собирался использовать секс в качестве наказания — но поступил именно так. А ведь это случилось не в первый раз! Он понимал, что ранил Рики своими словами — словами, которые вырвались у него в запале, словами, которые он теперь с радостью взял бы обратно. Блонди хотел прижать пета к груди, попросить у него прощения, и он непременно так бы и поступил, если бы не гордость. Хозяин он, в конце концов, или кто? А монгрела давно пора научить покорности. И нечего тут думать.

Час тянулся за часом, но монгрел не показывался, и на душе Ясона заскребли кошки. В сердце поселилась тоска, а в голове — пульсирующая боль. Блонди хотел, чтобы Рики сидел на его коленях, уткнувшись лицом ему в грудь. Он хотел, чтобы между ними снова воцарилось взаимопонимание. Он хотел любить своего пета и знать, что любим в ответ.

Когда монгрел, повесив голову, медленно вошел в главный зал, Ясон почувствовал, что его сердце внезапно перестало биться. В таком наряде — точнее, при почти полном его отсутствии — Рики был просто неотразим, но его убитый вид заставлял позабыть про плотские желания.

— Иди ко мне, Рики! — сказал блонди, похлопывая ладонью по коленям.

Монгрел приблизился, волоча ноги, такой напряженный и злой, что, казалось, вот-вот взорвется.

— У тебя… что-то болит, мой пет?