Укрощение Рики (ЛП)

Как только все разошлись, монгрел повернулся к нему.

— Я как раз хотел попросить тебя об услуге.

— Вот как? Ну давай, проси. Но ничего не обещаю!

— Мудила!

Катце лишь улыбнулся.

— Разве так ведет себя мудрый человек, если ему необходима услуга? Неужели ты надеешься преуспеть, награждая меня подобными именами?

— Да я дразнюсь!

— Да я знаю!

Рики наклонился к Катце поближе и понизил голос.

— Это на самом деле очень важно. Мне нужно, чтобы ты выполнил для меня одно поручение. Кое-что… вернул. — Он полез в карман брюк, вытащил подвеску Кея и передал рыжему фурнитуру. — Сможешь отдать его… Гаю?

Присмотревшись к подвеске, Катце нахмурился.

— И ты всё это время хранил у себя знак любви?

Рики покачал головой.

— Это не то, что ты думаешь. Но… это очень важно. Гаю нужна эта вещь.

— Ну, уговорил. Не знаю, когда мне теперь выпадет случай — подозреваю, что всю неделю придется безвылазно торчать в центре, где проходит торговый конвент. Раз уж Ясон и Рауль на ближайшее время окажутся ни на что не годными, придется за всем присматривать самому.

— Ладно. Сделаешь при первой возможности, хорошо?

Катце кивнул и засунул подвеску в карман пиджака.

В «Плазу» набилось столько любопытствующих, что не продохнуть. Большинство из них принадлежали к элите, хотя затесались в толпу и несколько молодчиков попроще, которым удалось еще ни свет ни заря застолбить себе местечко. По периметру выстроились Амойские Стражи, не пускавшие на забитую народом площадь перед «Эмпориумом» новых зевак.

Уличные продавцы мгновенно просекли что к чему, и за пределами оцепленной зоны развернули палатки с закусками, напитками, мишурой, воздушными шарами, голографическими фотокамерами и прочей всячиной. Самым ходовым товаром оказались бинокли с большим увеличением. Это был канун Дня Юпитер, открытие Амойского Межгалактического торгового конвента, к тому же через пять часов в самом «Эмпориуме» начинался ежегодный маскарад. Зрители явились на публичную порку, разодетые в пух и прах — для них наказание блонди представлялось одним из номеров запланированного празднества. Пышные вычурные костюмы и маски придавали действу оттенок легкого безумия, словно порка кнутом была актом грандиозной пьесы театра абсурда.

В знак уважения к статусу блонди для них установили шатер — хоть какое-то подобие уединения. Второе послабление для представителей элиты заключалось в том, что, в отличие от петов, их не подвергали унижению, заставляя полностью обнажаться перед публикой. На них оставались свободные шелковые брюки и ботинки.

Блонди, которому предписывалось исполнить наказание, звали Ксантус Кан, это был прославленный на всю Амои силач. Когда дело касалось кнута, его боялись и почитали даже выше Рауля, кто, по мнению любителей подобных зрелищ, занимал почетное второе место. Но сегодня не Раулю выпало держать в руках кнут.

Ксантус прохаживался по помосту и пощелкивал кнутом, разминая мышцы для предстоящей работы. Даже с его силой и выносливостью задача ему досталась не из легких. Чтобы выпороть всех осужденных, придется нанести целых сто тридцать пять ударов… С тех пор, как он впервые взял в руки кнут, ему ни разу не приходилось применять его к себе подобным, а теперь перед ним предстали целых шестеро блонди, элита из элит Амойского общества.

Когда Юпитер препоручила Ксантусу исполнение приговора, ему пришлось на время забыть про личные симпатии и пристрастия. Он питал глубочайшее уважение к Ясону и Раулю, а Ксиана так и вовсе считал своим другом. С Хейку они никогда не были в особо теплых отношениях, но Ксантус не желал ему зла и не хотел становиться свидетелем страданий знаменитого хирурга. Двух других блонди — Мегалу и Омаки — он знал лишь по слухам, хотя все они учились в одной Академии.

Получив предписание, Ксантус, как и многие другие, был потрясен, когда узнал о заговоре и о планах мятежников. Он и вообразить себе не мог, что Ясон Минк, столь щедро осыпанный милостями Юпитер, отплатит ей попыткой государственного переворота. Однако он понимал, что Ясон потерял голову от любви к пету, и в этом они были схожи: Ксантус тоже питал страстные чувства к своему Голариану.

Но, какая бы веская причина ни побудила Ясона и компанию бунтовать, его, Ксантуса, обязанность заключалась в том, чтобы должным образом их за это наказать. Сдерживаться он не собирался, долг велел наносить удары в полную силу, хотя в глубине души его всерьез беспокоил приговор Ясона — он не был уверен, что блонди сумеет перенести то, что ему уготовано.

Первым на помост вывели Ксиана. На краткий миг их взгляды встретились, и Ксантусу показалось, что, узнав его, старый друг едва заметно вздрогнул. Сердце его наполнилось сочувствием, и он порадовался, что Ксиану придется вытерпеть всего пять ударов.

Руки осужденного блонди приковали к позорному столбу, потом закрепили ноги, пока Ксантус расхаживал за его спиной взад-вперед и повторял про себя текст приговора, который заучил наизусть.