Улыбка Дракона (СИ)

Кинжал вспорол мою кожу на груди и,  упершись в грудинную кость,  соскользнул вниз.  Моя рука перенаправила его движение.  

Гвен с факелом в руке подоспел к концу схватки.  

Я сидел на полу голым,  обливаясь кровью,  а Бейли,  стоя на коленях,  пытался вытянуть из своего солнечного сплетения свой же клинок.  

Ему это почти удалось.  Но мечи-бастарды обрушились на его голову.  Мой гостеприимный хозяин пал под ударами и испустил дух.  

Пока охранники рубили рыцаря,  я спешно залечил свои раны.  

Горцы,  обернувшись,  обнаружили меня в довольно жалком виде,  трясущегося от холода,  голого,  перепачканного кровью.  

Майк и Гвен ощупывали меня в волнении,  ища раны на теле,  а я слабо отбивался от них.  

-Хватит щупать меня как девку! Я в порядке! Майк мою одежду сюда! И воды-умыться!

Мои офицеры предложили перебить всех обитателей замка и сжечь его.  

-Рыцарь Бейли поднял руку на короля-пусть все почувствуют вашу руку,  государь!

Только барон Гринвуд высказал другое:

-Нет чести в убийстве невиновных,  а виновный поплатился жизнью за свое вероломство.  

-Барон Гринвуд прав и я не буду наказывать обитателей замка за поступок хозяина,  да и замок мне пригодиться.  Макгайл,  назначаю тебя коннетаблем замка Бейли.  Твоя рота останется здесь.  Направь дозоры вверх и вниз по течению.  Особенное внимание на паромную переправу у Шеллсбери.  Если люди герцогов Бронкасл или короля Руперта попытаются переправиться на этот берег-пошли гонцов ко мне.  Сам замок оборонять до последней возможности!

-Что делать с дочерью рыцаря,  ваше величество?

-Она останется заложницей здесь,  под твоей охраной.  За ее здоровье и жизнь ты отвечаешь!

После ночи любви приказать зарезать девушку как овцу я не мог.  

Глава 8 КРОВЬ И ВОНЬ

К Давингтону я подъехал во главе трех десятков своих горских телохранителей.  

Весь остальной отряд под командой барона Гринвуда я оставил в аббатстве Святого Патрика в часе езды от города.  

Большой отряд мог испугать стражу и ворота перед нами сразу же закрыли бы.  

Обогнав купеческий неторопливый обоз мы подъехали к городским воротам.  Высокая виселица привлекла мое внимание.  

Две женщины со связанными за спиной руками,  висели над землей.  По черным вздувшимся лицам трудно определить возраст.  Но по платьям видно,  что одна горожанка или дворянка,  а вторая из прислуги.  Ветерок играл прядями белокурых волос.  

Стражник лениво отгонял от виселицы мальчишек норовивших подбежать и заглянуть под юбки казненным.  

-Кто эти женщины?

-Баронесса Корк со служанкой,  сегодня утром вздернули за ведовство,  ваша милость.  

-У вас я вижу дела,  ведет церковный суд?

-Аббат Червелл,  ваша милость,  вот уже неделю у нас в городе и нагнал страху на проклятых колдуний! А сегодня на рыночной площади будут руки рубить менестрелям,  за оскорбление его величества богомерзкими песенками.  

-Любопытно взглянуть!

-Поспешите,  ваша милость,  народа набежит пропасть! Близко не подъедете!

Мой отряд,  оттирая крестьян и горожан,  проехал по мосту и через открытые ворота.  Стражники,  около десятка,  в нагрудниках и с алебардами,  проводили нас внимательными взглядами.  

Густая городская вонь окутала нас удушающим облаком.  

Улицы провоняли дерьмом,  задние дворы воняли мочой,  лестничные клетки воняли гниющим деревом и крысиным пометом,  кухни - порченым углем и бараньим жиром; непроветриваемые комнаты воняли затхлой пылью,  спальни - жирными простынями,  сырыми пружинными матрасами и едким сладковатым запахом ночных горшков.  Из каминов воняло серой,  из кожевенных мастерских воняло едкой щелочью,  из боен воняла свернувшаяся кровь.  Люди воняли потом и нестиранной одеждой,  изо рта воняло гнилыми зубами,  из их животов - луковым супом,  а от тел старым сыром,  и кислым молоком.  

Изо всех окон города - с пятого,  шестого,  второго и прочих этажей на улицу льются помои.  Особенно воспитанные люди перед этим,  правда,  кричат: "Берегись!" А те,  кто внизу,  втягивают голову в плечи и,  ругаясь,  бегут прочь.  Их спасают только шляпы и капюшоны.  Помои летят из окон,  потом текут по улицам,  ручейки собираются в реки.  Запах стоит такой,  что режет глаза!

Чертыхаясь,  мы ехали по центру улицы.  Улица была не мощеной и помои,  и дерьмо чавкали под копытами лошадей.  

Густонаселенный и многолюдный Давингтон был ужасающе грязен и вонюч!

Рыночная площадь была замощена булыжником,  но под слоем грязи камней почти не видно.  Чем дальше мы продвигались,  тем гуще становилась толпа.  

Впереди,  напротив двуглавого собора виднелся помост,  оцепленный алебардистами.  

Благодаря лошадям мы пробились через толпу к самому оцеплению.  Стражник,  воняющий чесноком,  растерянно уставился на меня.  По помосту прохаживался палач в красной грязной накидке,  раскладывал свои жуткие инструменты.  Рядом с помостом горел костер и на нем помощники палача в котле перемешивали какое-то варево.  У края помоста наскоро сбитая виселица с пятью приготовленными петлями.  

Этот вонючий город мне очень не нравился! Возникла мысль вернуть его герцогу и порвать акт о передаче.