- Ничто не влияет более, чем падение акций, на модный стиль в современной Литературе, эта грибница расцвела благодаря фальши нашего общества, это - чистое творение нашего мнимого богатства. Все, кто очень богат, могут себе позволить окунуться в литературу, книги считают роскошью почти столь же элегантной и необходимой, как оттоманки, бонбоньерки и трюмо. Стопроцентная консолидированная рента породила все книжные социумы. Жены биржевых маклеров критикуют рассказы о путешествиях ин-кварто и поэзию горячего прессования. Они были покровительницами ваших патентованных чернил и вашей веленевой бумаги. Всё это в прошлом. Разница в двадцать процентов в стоимости наших ценных бумаг, возникшая год назад - этот маленький инцидент сделал для возрождения прежних английских настроений больше, чем все усилия Церкви и Государства вместе взятые. Ничто не могло так способствовать возвращению хладнокровия к жителям старой доброй Англии, как падение консолидированной ренты. Это - великолепное государственное лекарство, ваш истинный доктор Санградо!
- Падение акций! И прекращение «распространения знаний»! И «развитие либеральных принципов» - всё это похоже на человека, опоздавшего к почтовой карете. Падение акций! А где ваш Лондонский университет, ваши институты мастеровых, ваши новые верфи? Где ваша философия, ваша филантропия и ваша конкуренция? Национальные предрассудки возрождаются, когда падает уровень народного достатка. Если консолидированная рента снова достигнет 60-ти процентов, мы снова будем зычно кричать «Боже, храни короля»!, есть ростбиф и проклинать французов.
- Думаете, Грей, литература подвержена такому же влиянию?
- Это очевидно. Мы были литературной нацией, потому что были богаты. Какой из мириадов томов, выходивших из-под пресса каждый месяц, был издан не на потребу текущему моменту? Очень хорошо было покупать искусную поэзию и исторические романы, когда наши кошельки были полны золотых монет, но сейчас, друг мой, можете быть уверены - бал окончен. У нас нет филологов, нет литературных отшельников, которые постоянно думают. «Писанина, писанина, писанина, - как сказал герцог Камберленд Гиббону, это должно стать девизом могущественного «девятнадцатого века».
- Грей, я думаю, Саути - исключение.
- Ни в коей мере. Саути - политический писатель, писатель с определенной целью. Все его труды, от трехтомников ин-кварто до однотомников в двенадцатую долю листа, в равной степени - политические памфлеты.
- Мы, конечно, хотим, чтобы нас направил человек выдающегося ума, Грей. Хотим Байрона.
- Вот это был человек! И мы потеряли такого человека в то самое мгновение, когда он начал понимать, зачем Всевышний одарил его таким могуществом!
- Если что-то было характерно для ума Байрона, это - его крепкая практическая сметка, его чистая, неподдельная прозорливость.
- Думаю, вы были с ним знакомы, Кливленд?
- Ну, я был немного с ним знаком, когда был в Англии, наше знакомсттво было поверхностным, потому что я тогда был очень молод. Но много лет спустя я встретил его в Италии. Это было в Пизе, как раз перед его отъездом в Геную. Тогда я был поражен изменениями в его облике.
- Действительно.
- Да, его щеки опухли, он полнел. Волосы поседели, его глаза утратили тот духовный блеск, которым горели прежде. Его зубы гнили, он сказал, что если когда-нибудь вернется в Англию, проконсультируется насчет них у Уайта. Меня, конечно, поразили эти изменения к худшему.
Кроме того, он был одет самым необычным образом.
- Неопрятно?
- О, нет-нет! Большего денди вы и вообразить не смогли бы, но это был не английский денди. У него была великолепная шляпа иностранного фасона, которую он не снимал в помещении, но седые локоны были всё же довольно заметны, и сюртук с галунами, на шее - длинная золотая цепочка, конец которой он прятал в кармане жилета. Я думал, конечно же, что там лорнет, но позже выяснил, что там всего лишь несколько брелоков. Еще одна золотая цепочка была туго затянута на его шее подобно воротнику.
- Как странно! Вы много с ним общались?
- Я недолго оставался в Пизе, но мы никогда не расставались, и у нас была лишь одна тема для беседы - Англия-Англия-Англия. Никогда в жизни не встречал я человека, столь сильно тоскующего по родине. Байрон в то время, несомненно, был беспокоен и недоволен. Он устал от драгунских капитанов и рифмоплетов с пенсионом, но не решался вернуться в Англию из-за своей, как он считал, испорченной репутации. В отчаянной попытке очиститься он уехал в Грецию.
Когда я был рядом с ним, он переписывался с некоторыми друзьями в Англии по поводу покупки большого участка земли в Колумбии. Был просто в восторге от Боливара.
- Он, между прочим, великий человек.
- Несомненно.
- Ваше знакомство с Байроном, Кливленд, должно быть, один из самых отрадных эпизодов в вашей жизни?
- Конечно. Могу повторить вслед за братом Мартином из «Геца фон Берлихингена»: «Лицезрение его тронуло мое сердце. Увидеть великого человека - это счастье».
- Хобхауз был его преданным другом?