Unknown

Вдруг с Подвальной улицы послышался цокот конских копыт. Толпа стихла. Где-то позади вырос комиссар по­лиции. У него было высокое кепи и немецкая фамилия — Венцель. Комиссар выкрикнул что-то раз и вторично и после этого поднял руку. Это был сигнал: в атаку! За­блестели гусарские сабли, эскадрон с разгона врезался в застывшую от ужаса толпу. Как буря, промчались гуса­ры, оставляя за собой лужи человеческой крови. Л когда собрались вторично атаковать площадь, снова увидели пе­ред собой плотную стену толпы, только не перепуганной уже, а грозной, настороженной, готовой к бою.

Четырежды промчались гусары карьером по Стреле­цкой площади, от их сабель, под копытами их лошадей гибли забастовщики, их жены и детп. Но всякий раз на­встречу пьяным от запаха крови мадьярам летели камни. Один раненый гусар упал с коня, за ним второй, третий. Чьи-то руки схватили оставленное оружие, прозвучали выстрелы, в боковых закоулках быстро росли баррикады.

Через несколько дней забастовка во Львове была вы­играна. Была выиграна на баррикадах, в кровавых боях с цисарскими солдатами.

История вознаградила за нее Львов великим сентяб­рем 1939 года.

Красное знамя, бывшее до сих пор символом борьбы, страдания и крови, стало гордо развеваться на башне львовской ратуши, как провозвестник новой эпохи в жиз­ни народа, для которого уже 700 лет слово «свобода» бы­ло только «запрещенной песней». Несмотря на то, что ко­роткой была эта первая весна Западной Украины, жизнь, так пышно расцветшая за 21 месяц Советской власти, пус­тила настолько глубокие корни в землю Галиции и Волы­ни, что нет силы, способной их вырвать,— разве что с жи­вым, трепечущим сердцем народа.

В последний день, июня 1941 года первые немецкие танки въехали через Яновскую заставу в пылающий, ис­калеченный бомбами и снарядами Львов. На опустевших улицах лежали трупы мирных жителей, жертвы жестоко­го обстрела города немцами. Не прошло и дня после по­явления первого гитлеровского солдата на Марийской площади, как тысячи львовских семейств оплакивали уже своих близких, замученных и растерзанных оккупантами. Разнузданным террором, диким дебоширством эсэсовские держиморды «очищали» почву для «их» Львова, для Льво­ва рейхсгубернаторов, штурмгрупенфюреров, гегаймратов, для Львова концлагерей, казарм и публичных домов. Лучшие люди рабочего Львова, те, кто в период советской

власти осуществлял самые смелые думы первых храбрых с баррикад 1902 года, расплачивались теперь своей жиз­нью за верность отцовским заветам. Кровавый мрак объял этот город солнца и песен, город легенды о каменных львах, способных зажигать людские сердца священным ог­нем бунтарства.

Через некоторое время по приказу Гитлера Восточ­ную Галицию присоединили к польскому генерал-губерна­торству. Вскоре во Львов приехал из Кракова «сам» гене­рал-губернатор Франк. Приветствовала его кучка желто- блакитпых изменников, которых гестапо выволокло из помойки истории. Но в их услужливой улыбке Франк не на­шел уже радости. Эти люди предвидели, что не заплатит им немец за их измену, что, использовав их на подлейшей из подлых службишке, он без церемоний выбросит омер­зительную дребедень за борт, как лишний балласт. Им пришлось недолго ждать.

«Восточная Галиция была когда-то австрийской про­винцией, теперь она во что бы то ни стало должна стать немецкой!» — с такой директивой приехал во Львов гит­леровский вице-губернатор Ляш. Прусский, подкованный железом, сапог Ляша давил, как карточные домики, шко­лу за школой, библиотеку за библиотекой, музей за му­зеем. Никакой Украины, никакой культуры — ни украин­ской, ни польской! «Львов в кратчайший срок должен стать подлинным немецким городом!». Украинские и поль­ские средние школы ликвидированы. Вместо них были открыты немецкие.

Одновременно вице-губернатор взялся и за улицы. Таб­лички с украинскими названиями выбросил, на их место повесил немецкие.

Запылали в кострах вышвырнутые из библиотек кни­ги. Отныне только немецкие книжные магазины имеют право обслуживать население города Львова. Театр оперы и балета — эту гордость Львова — прусские свиньи пре­вратили в балаган с репертуаром на уголовные темы.

Немчура наполнила улицы украинского Львова. Они всюду: немец на должности бургомистра, немец па долж­ности ректора политехнического института, немцы в учре­ждениях, только немцы в полиции. Немцы забрали для се­бя лучшие львовские дома. Самый большой и наиболее здоровый район Львова — Красноармейский — также предназначается только для них. Всех украинцев, поля­

ков и евреев оттуда без церемонии выселили. Кого — в по­луразрушенные домики Замарстинова, кого — на каторж­ные работы в Германию, а кого — просто на кладбище.