Упражнения

Невинное замечание напомнило всем, что было разрушено, чего сейчас всем так не хватало. Какое-то время они молча сидели, наблюдая за Лоуренсом, а потом Генрих с тяжким кряхтением встал со своего плетеного кресла и сказал, что хочет принести пива. Позже, после своего раннего ужина, Лоуренс позволил бабушке отнести себя наверх, искупать в ванне и почитать сказку перед сном. Генрих остался в тесной комнатенке, служившей ему рабочим кабинетом. Роланд сидел в саду, потягивая джин с тоником. Солнце село, но термометр, прибитый к стволу ивы, показывал 26 градусов. В этом аккуратном домике и в саду ему всегда было неуютно от царящей здесь тяжелой атмосферы. Как и в доме у родителей. На него давила маниакальная аккуратность, идеальный порядок, поддерживавшийся в доме, где каждая вещь всегда лежала на своем месте. Но теперь образцовый порядок в сияющих чистотой комнатах в обоих домах вызывал у него ощущение свободы. Бабушка и дедушка, что в Либенау, что в Эше, были готовы оказать ему любую помощь с Лоуренсом. Роланд, не вставая с кресла, обернулся. Он был босой. Огромный проблемный континент изнемогал от удушливой жары. Стрекот сверчков, приятное прикосновение мягкой сухой травы под голыми ступнями и запах прогретой земли – все доставляло ему удовольствие. Большой толстодонный стакан приятно холодил ладонь. Когда он поставил его на столик, подтаявшие кубики льда весело забренчали, словно привлекая его внимание. Он прикрыл глаза и дал волю ленивой фантазии. Он был бы не прочь переехать сюда с сыном, это как если бы переселиться на знойный юг Испании, занять студию над гаражом позади дома; он бы совершенствовал свой немецкий, преподавал английский в местной школе, жил бы размеренной жизнью в теплом семейном кругу, а когда бы Лоуренс подрос, ходил бы с ним рыбачить на берег Ауэ – эта река кишела красноспинными окунями, они бы арендовали лодку и поплыли вверх по Везеру Англия, вернее, его память о ней, осталась бы в прошлом, он стал бы свободным, не знающим никаких забот, занял бы место Алисы, стал бы немцем, хорошим немцем… Когда он очнулся, солнце уже закатывалось. Джейн сидела напротив и улыбалась. На столике перед ней стояли два фонарика с зажженными свечами внутри.

– У тебя изможденный вид.

– Может быть, из-за джина. И жары.

Он ушел в дом и налил два больших стакана воды. Когда вернулся, она сказала, что Генрих ушел на заседание комитета. Надо собрать денег на починку церковной крыши. Так что им предстоял разговор – первый из трех, которые у них состоялись за пять дней. В его памяти все они слились воедино. Сначала – это была прелюдия – они минуту молча пили воду и сидели, словно набирая в грудь побольше воздуха. Вечерний воздух был ласковый и все еще теплый. Сверчки прервали свой стрекот и тотчас начали снова. Издалека доносились короткие пронзительные вскрики. Скорбное кваканье лягушек на реке. Джейн и Роланд взглянули друг на друга и отвели глаза. Мерцающее пламя свечей едва освещало их лица.

Раньше она все время подбивала его говорить по-немецки. Исправляла ошибки, не заставляя его считать себя дураком. После долгого молчания он наконец произнес:

– Erzähl mir, was passiert ist. Расскажите мне, что произошло.

Уже проговорив эти слова, он засомневался: или надо было употребить mich, а не mir?

Но она поняла и без колебаний ответила:

– Конечно, мы думали, что она с тобой в Лондоне, поэтому для нас это стало шоком, когда она вдруг позвонила из телефона-автомата. И откуда – из Мурнау! Она сказала, что хочет заехать к нам буквально на одну ночь, повидаться. Я спросила, с ней ли ребенок. И когда она ответила, что нет, я сообразила: что-то стряслось. Наверное, нужно было сразу позвонить тебе. Но я решила дождаться ее приезда. Она появилась через два дня. С маленьким чемоданчиком, на себя не похожа. Коротко стриженная под мальчика, волосы выкрашены хной! Почти оранжевые! Черные джинсы, черные ботинки с серебряными клепками, черная кожаная куртка. Она не успела из такси вылезти, я по ее виду поняла, что с ней дело плохо. Она всегда любила юбки и платья. На ней была красная кепка вроде той, что Ленин носил, лихо сдвинутая набекрень. Смех, да и только. И она была очень бледная. Не лицо, а недожаренный блин. Когда мы вошли в дом, я пригляделась и увидела, что она еле на ногах держалась от усталости. И ее глаза – зрачки сужены, превратились в точки. Может быть, дело в наркотиках?

– Я не знаю, – сказал Роланд. У него учащенно забилось сердце. Он не хотел, чтобы с Алисой случилось что-то нехорошее. Даже два года назад.