Упражнения

Когда они влились в поток транспорта к центру города, он решил пока не регистрироваться в отеле. Команда Питера была намерена пообедать с м-ром Таррантом, после чего посвятить весь день презентации своего проекта. Роланд попросил водителя высадить его на Потсдамер-штрассе, откуда он в толпе пешеходов двинулся в сторону восточной части. Прошло почти девять лет. Как же ему повезло, что он оказался не в Мальмё, а здесь. Он сразу погрузился в очень знакомую атмосферу, хотя настроение у всех сейчас было приподнятое и все вокруг выглядело по-новому. Навстречу ему двигался нескончаемый поток жителей Восточного Берлина. Группки юнцов с шарфами футбольных фанатов, пожилые пары, семьи с детьми, младенцы в прогулочных колясках. Роланд подумал, что они все вошли сюда через контрольно-пропускной пункт «Чарли» и теперь торопились попасть к ярким витринам магазинов на Курфюрстендамм, со своей сотней «приветственных» дойчмарок от западногерманского правительства. Их встречали криками Willkommen![92] и даже объятиями. Телевизионные репортажи о событиях накануне ночью акцентировали внимание зрителей на том, как легко можно было различить в толпе «осси» по их бедненькой одежде и кургузых джинсовых куртках. Но Роланд таких не видел. Их скорее отличало общее выражение лиц – несколько ошалелое и опасливое. Они боялись, что все это ненадолго. И очень скоро им всем прикажут вернуться обратно на Восток, где их будет ждать неминуемая расплата. У них в голове не укладывалось, как это власти вдруг могли быть лишены права вмешиваться в частную жизнь граждан.

Идя по улице, Роланд уверял себя, что ищет глазами в толпе лица родителей и детей Хайзе, но не Алису. Разделенная Германия значила для нее гораздо меньше, чем для него. Даже если она здесь, шансов ее тут встретить было очень мало. Поэтому сейчас ему и не хотелось ее видеть. Потсдамер-штрассе плавно изгибалась к востоку и утыкалась в Стену. Впереди, на огромном пустыре, на котором там и сям торчали одинокие березы и фонарные столбы, роилась гигантская толпа. Роланд прошел мимо стайки ошарашенных западноберлинских полицейских с цветочками в петлицах зеленых кителей. Он вплотную подошел к высокой смотровой площадке, куда часто привозили высоких гостей, и те через нейтральную полосу смотрели на Восточный сектор. А теперь она вся была запружена людьми и съемочными группами и, казалось, вот-вот рухнет под их тяжестью. Когда он пробирался сквозь толпу, прокатилась волна оживленных возгласов. Подъемный кран, чья стрела резко выделялась на фоне бледного неба, начал поднимать L-образную секцию поваленной Стены шириной не более метра. Какое-то время она покачивалась в воздухе, белая с одной стороны, исписанная яркими граффити с другой, и слегка поворачивалась вокруг своей оси, словно желая продемонстрировать лики двух миров, вступивших в безумный сговор. Потом, под гром аплодисментов, секцию опустили на нейтральную полосу, рядом с другими секциями Стены, торчавшими, словно каменные глыбы Стоунхенджа, как памятник уходящей культуры.

Роланд углубился в людской водоворот, и толпа тут же понесла его вперед. Он невольно продолжал вглядываться в лица вокруг, покуда его несло людской волной к десятиметровому проему в Стене. Самые молодые и ловкие берлинцы вскарабкались наверх, или их туда подсадили, оседлав горбатый бетонный кряж. Так они все и сидели, свесив ноги, цепью длиной метров в двести. А одному одинокому смельчаку, чем-то смахивавшему на Бастера Китона, хватило отваги встать и балансировать на краю, прямо над зияющим провалом в Стене. Он повернулся к востоку и, подняв обе руки вверх, изобразил символ мира. Но вряд ли это было видно кому-то в Восточном секторе.

Роланд представлял себе, что встанет рядом у Стены и будет наблюдать, как радостные восточные берлинцы спешат на запад. Вместо этого ликующая толпа понесла его на восток, к бескрайней песчаной пустыне нейтральной полосы. В конце концов он перестал сопротивляться и проникся моментом. Ведь какая-то часть истории этого разделенного города, разделенного мира была и его историей. Совершая многочисленные переходы в конце семидесятых, он и вообразить себе не мог подобную сцену – событие невероятной важности и глубокого символизма, имевшее благотворное значение для народных масс, его главного участника. Эти люди – и он – творили историю. Осознание того, что он находится здесь и шагает по этой запретной милитаризованной территории, вызывало, наверное, не менее головокружительное ощущение, чем высадка на Луну. И это ощущение было у всех. Роланд всегда скептически относился к переменчивым настроениям толпы, но сейчас его тоже охватила всеобщее ликование. С мрачным итогом Второй мировой войны было покончено. Теперь мирная Германия сможет воссоединиться. Русская империя бескровно распадалась. Должна была возникнуть новая Европа.