Упражнения

Роланд не выказал удивления столь выразительной переоценкой прошлого и не стал критиковать мамино намерение расквитаться по старым счетам. Ему хотелось, чтобы она продолжила свой рассказ. Живя с ними в Клэпхеме, она больше говорила о Джеке, чем о Роберте. До войны деревенский полицейский обычно приводил его домой после недельных, а то и месячных загулов. Пока Джек пропадал неведомо где, Розалинда едва сводила концы с концами и жила «на подаяния», то есть на скудное государственное пособие. Было понятно, что Джек уходил отнюдь не для того, чтобы спать под кустом или страдать от одиночества. Несмотря на все это, теперь, в воспоминаниях Розалинды, он буквально расцвел, превратившись в романтического героя, безбашенного и неверного, но в высшей степени замечательного. Он перестал быть запретной темой разговоров. В отличие от ее второго мужа, он ценил в жизни приключения, а не дисциплину и порядок. Он сражался в Северной Африке, Италии, Франции, Бельгии и Голландии и погиб за родину. Он теперь воссиял, и она могла претендовать на него.

За сексуальные отношения с женой солдата, находившегося в действующей армии во время войны, Роберту Бейнсу могло грозить увольнение с лишением привилегий. И в такой деревушке, как Эш, Розалинда опозорила бы себя, став объектом всеобщего осуждения. Может быть, именно поэтому она и переехала из родительского коттеджа в Олдершот. Как-то вечером Роланд спросил ее об этом, но она пустилась в отговорки, смутилась и опять завела старую пластинку про то, что встретила Роберта в конце войны. Он не стал ее мучить расспросами. О чем потом пожалел. Теперь-то он понял, почему раньше Джек Тейт считался запретной темой в семье, будучи тайным пятном на безупречной армейской репутации майора, и почему тот выбирал командировки в отдаленные гарнизоны за океаном, хотя мог бы получить назначение в Англии, в Олдершоте или его окрестностях. В этих местах еще оставались многие, кто помнил, как Розалинда Морли изменяла мужу с сержантом Робертом Бейнсом.

Во время очередного приступа бессонницы, которые случались, пока у них гостила мама, Роланд по-новому истолковал историю родителей – не как историю позора и тайны, но как сагу о великой страсти. Двое молодых людей, красивый сержант, симпатичная молодая мать, влюбляются вопреки своим намерениям, вопреки всем правилам приличия того времени. И невольно, просто по недомыслию, наносят вред двум детям. На историю их любви мрачной тенью ложится смерть солдата – сюжет, достойный пера Томаса Гарди. Потом, во время той же бессонной ночи, повесть стала еще мрачнее и печальнее, и в темноте спальни перед мысленным взором Роланда возникла картина, в которой соединились клубы сигаретного дыма, пивные лужицы на бетонном полу, вечное безденежье и жизни, исковерканные то ли войной, то ли строгими воинскими уставами, то ли классовыми границами, то ли несбывшимися женскими надеждами.

Он позаимствовал у Дафны машину и отвез маму домой. Сначала, пока они медленно ехали по Южному Лондону, она вела себя оживленно. А потом заговорила о Роберте. Она была настроена простить его и даже воздать ему должное. Он был умен, любил повеселиться, и у них часто появлялся повод для смеха, особенно когда они были молоды. Он много трудился, чтобы получить то, что по праву заслужил, и вообще-то он был ей предан, и она никогда «не хотела ничего другого». А потом она снова вспомнила, как впервые его увидела, когда они с Попом остановили грузовик перед шлагбаумом у караулки. Из домика вышел сержант Бейнс, статный, суровый, и попросил их предъявить документы и путевые листы. И он напугал Розалинду до смерти.

Роланд спросил:

– И какой это был год?

– О, после войны, сынок. Должно быть, это был сорок седьмой год.

Он кивнул и нажал педаль газа, старый «Жук» тронулся с места и помчался в потоке транспорта. Память ее подвела. Обычно она говорила про 1945 год. Они с Робертом поженились 4 января 1947 года. Смутная тревога, которую он временами ощущал, покуда она у него жила, нарастала. Ему стало жарко. Он чуть опустил окно и перевел разговор на обыденные темы: уличное движение, погода, дети. Она подхватила и сказала, что Грета и Нэнси ей пришлись по душе, а вот Джеральд, по ее мнению, держался букой. Она проводила с девочками не меньше времени, чем с Лоуренсом.

– Ты когда собираешься жениться, сынок?

Он постарался ответить как можно более убедительно:

– Я думаю об этом очень серьезно.

– Ты так всегда говоришь. Тебе бы это пошло на пользу.

– Думаю, ты права.

И закрыл эту тему. Он знал, как одобряют эту идею другие. Дафна была милая, умная, добрая, в высшей степени организованная. Все еще не утратившая красоты, а вот он выглядел немного потрепанным жизнью. И Лоуренс был за. Дети у нее чудесные. Но он знал, что его удерживало. Он не мог себя уговорить. И дело было не в поиске аргументов. Дело касалось всего того, о чем он сейчас даже думать не мог.