Упражнения

Канал Бейсингсток был настолько красивый, что он отказался от только что сделанного вывода. Современный век все-таки вовсе не безнадежен. Он зашагал прочь от городка и стал размышлять о ситуациях, возникавших, пока мама гостила у него. Не о мелких проявлениях забывчивости, а о ее иногда явной неспособности разумно мыслить, о коротких приступах бредовых фантазий. «Она со мной теперь не разговаривает». А когда она жила в Лондоне, тоже был эпизод с куском мыла в холодильнике. И еще случай с овощным ножом. Мамин ум пребывал далеко не в исправном состоянии. И «вся во вьющихся стеблях шпалера» слегка перекосилась, уклоняясь все дальше от реальности. Он сомневался, что она сумеет жить одна, даже несколько недель. Роланд вытащил из кармана мобильный телефон. Это все еще было ему в новинку – то, что можно позвонить сестре с помощью компактного прибора, стоя под плакучей ивой на пустынной тропе вдоль канала. Выслушав его, она сказала, что пришла к тому же выводу. И собиралась сама ему позвонить насчет обследования.

– Если это связано с нейродегенеративными изменениями, ей вряд ли смогут помочь.

– Обследование покажет, чего нам ожидать.

Поговорив с сестрой, он двинулся дальше. Канал представлял собой цепочку мелких озер, вытянувшуюся ступенчато. Чудесная придумка. Он сам никогда бы не подумал о столь необычном ландшафтном дизайне. Или о дизайне постройки. Месяц назад, в воскресный день, он взял Лоуренса на прогулку за город. Они оказались в Чилтерн-хиллсе, в нескольких милях к северу от Хенли, и пошли по тропинке около какой-то фермы. Лоуренс отбежал от тропинки, чтобы поглазеть на обломки брошенного сельскохозяйственного механизма. И забрел в заросли крапивы.

– Пап! Подойди, посмотри.

Мальчику захотелось, чтобы он пересчитал зубья на ржавой шестеренке. Их оказалось четырнадцать. Потом Лоуренс попросил его посчитать зубья на крупной шестерне, сцепленной с той, что поменьше. Двадцать пять.

– Видишь? Два числа относительно простые. Они взаимно простые.

– И что это значит?

– Что они делятся только на единицу. Таким образом зубья этих шестерен изнашиваются равномерно.

– И почему это так?

Но Роланд не стал вслушиваться в объяснение. Он по-дурацки управлял собственной жизнью. А в математике и вовсе был дураком. Его уровень интеллекта, должно быть, уполовинился, потому что он оказался в ситуации, когда стало ясно, что вот предел его понимания. Потолок, окутавшая гору туча, сквозь которую ему не пробиться. Его одиннадцатилетний сынишка вскарабкался выше него, на плато с чистым небом над головой, куда его папе никогда не добраться.

Он шагал и думал, что за исключением воспитания ребенка все остальное в его жизни было и оставалось аморфным, и он не видел, как это можно изменить. Деньги его не могли спасти. Никаких достижений. А что стало с той мелодией, которую он начал сочинять более тридцати лет назад и собирался предложить «Битлз»? Ничего. И что он сделал с тех пор? Ничего, кроме миллиона ударов теннисной ракеткой по мячику и тысячи исполнений «Взберись на все горы». Вспомнив свои напыщенные стихотворения, он покраснел от стыда. Его отца скосило в один момент. Мама начала медленно лишаться разума. Он знал, что обследование это подтвердит. Эти две судьбы многое говорили о его собственной. Ими было измерено, он это понимал, его собственное существование. Он довольно хорошо помнил родителей, когда им было столько же, сколько ему сейчас. И с тех самых пор для них почти ничего не изменилось в жизни, кроме физического угасания и букета болезней.

Как же легко было плыть по течению невыбранной жизни, сквозь череду своих реакций на внешние события. Ему ни разу не пришлось принимать важного решения. Кроме решения бросить школу. Нет, это тоже была реакция. Он предположил, что приобрел достаточное для себя образование, но оно было получено хаотично и сопровождалось вечным ощущением смущения или стыда. А вот Алиса – он видел красоту ее судьбы. Ветреным солнечным утром посреди недели она полностью изменила свое существование, собрала маленький чемоданчик и, оставив ключи от дома на столе, вышла в дверь, повиновавшись своей амбициозной мечте, ради которой была готова страдать сама и заставить страдать других. Ее новый роман, где действие происходило в гётевском Веймаре, уже был набран для корректуры, и Рюдигер уже отправил ему экземпляр. Судя по аннотации издателя, одним из ключевых эпизодов романа была встреча немецкого поэта с Наполеоном. «Власть, разум и непостоянство сердца» – таков был рекламный слоган романа.

Тут он повернулся и пошел обратно вдоль канала к Флиту. Он вспомнил мамин вопрос. Женитьба на Дафне, поскольку все одобряли эту идею, стала бы не разрывом с прошлым, а его продолжением. Как и неженитьба на ней. Третьего не было дано.