Ущелье дьявола

Юная мать не могла дать сыну свое молоко, но посвящала ему все свои дни, ночи, свою душу, свое сердце – все свое существо. Она умывала его, одевала, успокаивала, убаюкивала. Она не хотела, чтобы колыбель сына находилась на удалении от ее постели. Кормилица спала рядом на кровати, которую для нее каждую ночь ставили в комнате Христины. Таким образом, мать всегда была на страже покоя своего ребенка, ловила каждый его крик, каждый вздох. Порой случалось, что мысль о Самуиле посещала ее, когда Вильгельм был у нее на руках. Тогда Христина оставалась спокойной. Неведомая угроза отступала на второй план и, подобно ночной тьме, которую рассеивает дневной свет, тонула в материнской любви.

Однажды утром Юлиус, войдя в комнату Христины, увидел ее у колыбели сына, которую она тихо и плавно покачивала. Она приложила палец к губам, призывая к тишине, и молча показала ему на стул около себя. Когда Юлиус сел, она тихо сказала ему:

– Я беспокоюсь. Вильгельм плохо спал ночью, плакал. Не знаю, что с ним. Он только что заснул. Не говори громко.

– Ты напрасно тревожишься, – ответил Юлиус. – Наш ангел никогда еще не был таким свеженьким и розовым.

– Ты находишь? Не знаю, может быть, ты и прав. Я переживаю за него.

Левой рукой она обняла Юлиуса и склонила его голову себе на плечо, а правой рукой продолжала качать колыбель.

– Я так счастлива, – продолжала она, – мои любимые со мной. Мне кажется, что если я потеряю одного из вас – я умру.

– Значит, ты сама признаешь, – ответил Юлиус, покачивая головой, – что я теперь владею лишь половиной твоего сердца?

– Неблагодарный, разве он – не ты?

– Он спит, – сказал Юлиус. – Хотя бы на то время, пока он спит, будь моей целиком, без остатка.

– О нет, надо, чтобы он чувствовал, что его качают.

– Так вели кормилице покачать его.

– Нет, надо, чтобы он чувствовал, что его качаю я.

– Ну вот!..

– Попробуй, если хочешь.

Христина отодвинулась от колыбели, и ее стал качать Юлиус. Младенец тут же проснулся и заплакал.

– Видишь! – сказала юная мать почти с торжеством в голосе.

Супруги провели около получаса вместе, потом Юлиус ушел к себе. Но не прошло и двадцати минут, как Христина вошла к нему сильно встревоженная.

– Малыш захворал. Он не берет грудь, плачет, кричит. Мне кажется, у него начинается лихорадка. Надо послать за доктором, Юлиус.

– Конечно, – согласился Юлиус. – Но у нас в Ландеке нет доктора.

– Надо послать верхового в Неккарштейнах. Через два часа он вернется. Я пойду распоряжусь.

Она ушла отдать приказание, а затем вернулась к себе. Юлиус сидел около колыбели сына. Малыш продолжал кричать.

– Ему не лучше? Ах, господи, когда же, наконец, приедет этот доктор!

– Полно, успокойся, – проговорил Юлиус.

В эту минуту дверь отворилась, и в комнату быстро вошел Самуил Гельб, будто его здесь ждали.

– Господин Самуил! – вскрикнула ошеломленная Христина.

XXX Самуил – врач

Самуил с достоинством поклонился Христине. Ей показалось странным, что Юлиус не выразил ни малейшего удивления при виде своего друга, а просто сделал шаг ему навстречу и пожал руку.

– Ты изучал медицину, – сказал он бывшему другу. – Посмотри, что с нашим малюткой.

Самуил молча обследовал ребенка, потом, осмотревшись и увидев кормилицу, подошел и пощупал у нее пульс.

– Но, милостивый государь, – возразила Христина, у которой тревога за дитя взяла верх над воцарившимся в душе ужасом, – у нас не кормилица больна, а ребенок.

– Сударыня, – с холодной учтивостью ответил Самуил, спокойно продолжая обследовать кормилицу, – врач должен найти причину болезни. Недомогание вашего ребенка – прямое следствие болезни его кормилицы. Малютка голодает, потому что эта женщина не в состоянии кормить его как следует, вот и все. Перемена климата, образа жизни, быть может, тоска по родине – все это подействовало на иностранку и испортило ее молоко. Надо немедленно найти другую.

– Другую?.. Но где же ее взять?

– Неужели по соседству не найдется какой-нибудь кормящей женщины?

– О боже мой, я не знаю! Я такая неопытная мать. Что теперь делать?

Ребенок снова закричал.

– Вы совершенно напрасно беспокоитесь, сударыня, – произнес Самуил все так же холодно и учтиво. – Ведь ребенок, в сущности, ничем не болен, и никакая опасность ему не угрожает. Вы можете сделать вот что. Возьмите в кормилицы одну из молодых коз Гретхен.

– А Вильгельму не будет от этого вреда?

– Напротив, он будет прекрасно себя чувствовать. Только, начав кормить его козьим молоком, надо так и продолжать. Коза хороша еще и тем, что не будет тосковать по родине.