Ущелье дьявола

Юлиус сейчас же послал за Гретхен, и та пришла. Она, в свою очередь, тоже не выказала ни малейшего изумления при виде Самуила. Христина, которая внимательно наблюдала за Гретхен, заметила на ее губах горькую усмешку. Цыганка ужасно обрадовалась, когда ей сказали, что одна из ее коз будет кормить маленького Вильгельма. У нее как раз была молодая и очень здоровая козочка с прекрасным молоком. Пастушка побежала за ней. Пока она ходила, Самуил продолжил успокаивать Христину. Его обращение с ней изменилось: он теперь говорил с молодой матерью крайне почтительно, с ледяной вежливостью, оставив свою прежнюю жесткую, насмешливую и надменную манеру.

Вскоре Гретхен вернулась. Она привела с собой чистенькую белую козочку, которую уложила на ковер. Христина поднесла к ней Вильгельма, и ребенок принялся с жадностью сосать. Христина захлопала в ладоши от радости.

– Ну, вот мы и спасены, – проговорил Самуил.

Христина бросила на него благодарный взгляд. Тогда этот странный человек сказал задумчиво:

– Я люблю детей. Я хотел бы, чтобы у меня был ребенок. Дети прелестны и не горды, они слабы и не злы. Я люблю детей за то, что они еще не люди.

И он поднялся, собравшись уходить.

– Ты не позавтракаешь с нами? – спросил Юлиус.

– Нет, не могу, – ответил Самуил, глядя на Христину.

Юлиус настаивал. Но Христина ничего не говорила. Прошлое, забытое в порыве материнской тревоги, вновь припомнилось ей в красках, и женщина в ней восторжествовала. Самуил, видимо, понял молчание Христины и на настойчивые приглашения Юлиуса сухо ответил:

– Невозможно. Вели оседлать лошадь. Я пришлю ее обратно из Неккарштейнаха.

Юлиус распорядился. Христина, перестав бояться, что Самуил останется, овладела собой и принялась благодарить его. Когда пришли сказать, что лошадь подана, она вместе с Юлиусом вышла проводить его и снова поблагодарила. Но она не приглашала его в гости. Пока он садился на лошадь, Христина тихонько спросила у мужа:

– Как и почему Самуил Гельб очутился здесь, Юлиус?

– Клянусь честью, я и сам не знаю, как это случилось, – невозмутимо ответил тот.

Сев на коня, Самуил откланялся и умчался.

– Уехал! – воскликнула Христина со вздохом облегчения.

Как раз в эту минуту Гретхен спустилась с лестницы и подошла к ним. Она услышала последнее слово Христины и, покачав головой, произнесла вполголоса:

– Ах, госпожа, неужели вы и правда думаете, что он уехал?

XXXI Кто построил замок

Однажды утром, спустя несколько дней после вышеописанных событий, неподалеку от Эбербахского замка происходила прелестная сцена. В десяти шагах от хижины Гретхен, превращенной в хорошенький сельский домик, на зеленой лужайке, устроенной на земле, которую для этого насыпали на скале, сидели на скамейке Христина и Гретхен. У их ног лежала белая козочка – кормилица прелестного малыша – и жевала траву, которую ей подавала Гретхен. Христина, вооружившись веточкой, отгоняла мух от кроткого животного. Младенец, досыта наевшись, закрыл глазки и уснул. Христина осторожно подняла его и положила к себе на колени.

– Так вы говорите, сударыня, – произнесла Гретхен, – что он появился перед вами неожиданно и что привратник не видел, как он входил?

– Да. Ты правду сказала: он никогда не бывает ближе, чем тогда, когда все думают, что он далеко.

Гретхен на минутку приумолкла и задумалась.

– О да! – заговорила она с тем особенным пылом, которым отличались ее речи. – Это не человек, а сущий дьявол! В минувшем году я уверилась в этом…

– Так, значит, ты его видела? Он приходил сюда? Ответь, мне важно это знать!

Гретхен как будто колебалась. Потом, словно решившись, она придвинулась к Христине и сказала:

– Можете вы дать мне клятву, что не передадите господину барону ни слова из того, что я вам скажу? Поклянитесь мне, чтобы я могла со спокойной душой все рассказать вам и этим, быть может, спасти вас.

– Да зачем же эта клятва?

– Сейчас я объясню вам. Через несколько дней после вашего отъезда раненая лань, несмотря на все мои заботы, оказалась при смерти. Я прикладывала к ране разные травы, я обращалась с молитвами к Божьей Матери, но ничто не помогало. Лань грустно смотрела на меня, словно укоряя в том, что я не могу ее спасти. Я была в отчаянии. И вот мимо хижины проходили трое или четверо незнакомцев. Среди них был и этот Самуил Гельб. Он поднял голову, увидел меня и в три прыжка очутился возле. Я показала ему пальцем на бедную лань, которая лежала на земле, и сказала: «Вы палач!»

«Как, – проговорил он, – ты оставишь ее умирать? Ведь ты же прекрасно знаешь о свойствах трав!»

«Да разве ее можно вылечить?» – с сомнением спросила я.

«Конечно!»

«О, спасите ее!» – взмолилась я.

Он пристально посмотрел на меня и сказал: