Ушел за крысиными хвостиками

  И они проехали так еще час, и Тукка только два раза треснул Тургубадука по шее, а Тургубадук только раз огрел Тукку плашмя алебардой. И вот наконец впереди, на холме над дорогой засветились в луне белые башни старого Замка. Деревья по сторонам дороги раздвинулись, и мальчик с верными головорезами выехал на поляну у подножья холма. Впереди в высоте мерцали теплыми точками несколько окон. Луна полным кругом жглась в черноте холодного осеннего неба.

  — Стоять, — приказал мальчик, вглядываясь в серебристую стену и соображая, в какое из окон вернее всего пробраться.

  — Ну и где же, хозяин? — заозирался Тургубадук, потрясая алебардой. — Где они? Кому же отрубать головы?

  — Я никого не вижу, хозяин, — завертел головой Тукка, размахивая дубинкой и вздымая длинную пику. — Кому же протыкать кишки?

  — Во-первых, я сейчас заберусь во-о-он в ту башню, и кого-нибудь вам оттуда, может быть, сброшу. — Мальчик уже решил, что пробираться в Замок будет через маленькую восточную башенку, в которой на самом верху горел огонек. — Во-вторых, вы сами тоже ищите! Привыкли, что я за всех думаю, дармоеды! А сами даже голову себе найти не хотят, отрубить чтобы. Даже пары кишок не поищут, чтобы выпустить. Проткнуть чтобы. Все Каборга, Каборга! Каборга тут, Каборга там. А ну, быстро!

  Тукка с Тургубадуком деловито поплевали на руки, перехватили понадежней оружие, пригнулись и, свирепо сверкая глазками, отправились на поиски жертв.

  — Значит так, — решил, наконец, мальчик. — Лезу в восточную башню. Там все устроено так же, как и у нас, так что не заблужусь. Окошко только мешает, но — чепуха. Я полезу под ним, и меня никто не заметит. А вон то окошко я знаю... Караульная, так же как и у нас. А из караульной я проберусь в Главную башню. А уж там и вообще чепуха. Ступеньки везде одинаковые. Ну, должны быть.

  Тогда мальчик перешел вброд замковый ров (воды в нем было по щиколотку), поднялся по некрутому склону и подошел к стене башни.

  — Можно и так, конечно, забраться, — пощупал он раскрошенный камень стены. — Ничуть не хуже, чем по ступенькам... Но разумней со страховкой работать.

  Он отошел от стены на нужное расстояние, раскрутил кошку и запустил. Кошка звякнула, скрипнула, проскрежетала и прочно устроилась на карнизе, в укромной нише на высоте локтей тридцати. Каборга старательно подергал веревку, выпустил узел, чтобы можно было снять кошку на обратной дороге, полез.

  Он забирался все выше, и припорошенный лунным сиянием мир ширился. Вдалеке, в предгорных низинах уютно помаргивали огоньками деревни. Ветер стих, и шелест листвы смолк. Было спокойно и очень уютно под черным холодным небом, в воздухе на веревке. Каборга долез до кошки и выпрыгнул в нишу. Цепляясь руками за стену, он осторожно двинулся по карнизу. Теперь нужно было сделать самое важное: нагнуться и проползти под окном. В комнате горел огонь, и стало быть, кто-то сейчас находился. Каборга пригнулся и скрючившись так, пролез пол-окна. Потом он остановился, изо всех сил сражаясь с желанием подсмотреть хотя бы глазком, кто же там, в комнате, и почему он не спит в такое позднее время.

  — Наверно какой-нибудь чернокнижник, — решил мальчик, заставляя себя ползти дальше. — Этот Шара, небось, привез с собой целую толпу чернокнижников, и теперь заставляет их сидеть ночь напролет, чтобы изобрести пакость. А кто еще может тут быть? Нормальные люди не живут в башнях. Только маги и чернокнижники, кто еще? Надо ползти дальше... Или посмотреть? Посмотрю только глазком, заодно узнаю, что это за чернокнижники, а то в книгах про них пишут, а я еще ни одного не видел. Все, только глазком — и дальше.

  Решившись, Каборга подтянулся на руках, завел подбородок за подоконник и повис, разглядывая каморку.

  Под окном громоздилась кучка разноразмерных тюков. У стенки небольшой стол — чернильница, перевязанная стопка книг, одинокий листок бумаги с четверостишием, перо. Напротив стола — расстеленная кровать. Напротив окна, рядом с дверью — большое мутноватое зеркало с тумбочкой. На тумбочке уютно горела свеча. Перед зеркалом сидела девочка в ночной рубашке и причесывалась. Длинные волосы спутались, и девочка иногда шипела оттого что их приходилось с усилием раздирать. Каборга сразу обратил внимание на лицо, отраженное в зеркале — оно было обиженно-недовольным, как будто совсем недавно девочка поругалась (возможно, с родителями).

  Девочка сидела к окну спиной — каборгина взлохмаченная голова сразу попалась в зеркало. Девочка вздрогнула, обернулась, в глазах ее вспыхнул радостный интерес.

  — Ты кто? — спросила она, с гребешком в волосах. — Ты лезешь, чтобы меня украсть, да?

  Тогда Каборга подтянулся еще и запрыгнул в комнату.

  — Тебя что, заточили? — Он подошел к столу, чтобы прочесть четверостишие на листке.

  — Не смотри!

  Девочка вскочила со стула, бросилась к листку, перевернула, накрыла руками.

  — Ну не буду, — буркнул Каборга в некотором смущении. — Откуда я знал, что нельзя?

  — Я же не думала, что кто-то полезет ко мне в окно читать... А как ты пролез? Шара сказал, что в Замок и мышь не пролезет!

  — Ну я же не мышь. А что это у тебя? Стихи?