— Великий и светлый, — хмыкнул Каборга, вставая из-за стола, потягиваясь и кряхтя. — Ему только учебники сочинять. Ну кто так пишет? Он сам-то хоть раз прочитал, интересно, что у него там накарябалось? Да что же за жизнь такая, — злился мальчик, выходя из кабинетика и хлопая дверью. — Если так по-дурацки пишут светлые и великие, чего ждать от темных и невеликих? Сразу порезать всех и покрошить, другого выхода нет. Я, кажется, начинаю понимать этого Шару... Маг, видно, ученый, немало книг прочитал. Надо запретить грамоту! Пусть лучше вообще не пишут, чем пишут такое. Это ведь могут прочесть дети.
Он прошел к себе, надел теплую куртку и спустился в стражную. Там было пусто — только осколки кувшинов валялись в подсыхающих лужицах эля.
— Ненавижу, — произнес Каборга без выражения, оглядывая плацдарм попойки.
Он выбежал из стражной и направился в оружейную, где жили Тукка и Тургубадук.
— Да что же это такое, — убивался он, пересекая двор, над которым уже весело сверкали первые звезды. — На самом деле, что ли, пусть приходит, порежет всех тут и покрошит? Другого выхода, видимо, нет.
В оружейной, среди мятых щитов и кольчуг, уже отходили ко сну уставшие, но донельзя счастливые Тукка и Тургубадук. Они так натрудились за длинный сегодняшний день, обучая неумелую молодежь резать и отрубать, что даже опустили обычную вечернюю драку. Отсутствие кровоподтеков на круглых харях действительно указывало на то, что времена настают иные.
— Тукка! — Мальчик подошел к тушам, которые ворочались в мятом железе, пытаясь утроиться поудобнее. — Тургубадук!
Головорезы разлепили глаза.
— Подъем! Нужно ехать.
Тукка и Тургубадук озадачились. Помаргивая, они глядели на хозяина, который, уперев руки в бока, сурово возвышался над ними.
— Нужно идти! Поднимайтесь.
— Подниматься? — не понял Тукка.
— Идти? — не понял Тургубадук.
— Подниматься, идти! Ну-ка! Туши вы невозможные!
И мальчик принялся пинать головорезов ногами.
— Вставайте! Я вам ясно сказал? А ну-ка! Подъем!
— Ну-у, хозяин! Ну-у! Мы не пойдем. Поздно уже, спать нужно, ведь поздно уже и темно, — заныл Тукка, вяло уворачиваясь от пинков. Его круглая физиономия сморщилась от досады.
— Ну-у, хозяин, уже темень какая! Ну куда же идти. Спать пора уже, мы уже спать собрались. Куда же идти, да еще из Замка куда-то. Темно ведь уже, — заканючил Тургубадук, даже зажмурившись от неудовольствия.
— По важному делу, — сообщил терпеливо Каборга.
— Какие дела, когда уже темень? — ныл Тукка, прикрываясь огромной ладонью.
— Какие дела за воротами в такое-то время, — канючил Тургубадук, отпинываясь.
— Ага. Значит, вам уже неинтересно кого-нибудь заколоть, кому-нибудь отрубить голову? Значит, вам уже неохота порезать кого-нибудь на окровавленные куски? Исполосовать в ремни? Вы, значит, тоже покрываетесь пылью и птичьим пометом, как весь этот дряхлый замок? Значит, вам тоже хочется, чтобы нас покрошил в крошки и порезал в обрезки злой Шара?
Тукка и Тургубадук замерли и насторожились.
— Я отправляюсь на дело. Мне нужно украсть у Шары Волшебную силу. Вы представляете, что со мной будет, если я поеду один? Это ведь Волшебная сила, не что-нибудь. Вдруг меня правда изрежут в куски? И кого тогда вы будете защищать?
— А что это такое, Волшебная сила? — спросил Тукка.
— А ей можно отрубить голову? — спросил Тургубадук.
— Волшебная сила это такая штука, которую нужно украсть, — отрезал Каборга. — Собирайтесь! Дел будет много. Ты запросто сможешь проткнуть кого-нибудь своей пикой, Тукка, и несколько раз. А ты зарубить кого-нибудь своей алебардой, Тургубадук. А если нам повезет, даже отрубить кому-нибудь голову. Ведь здорово?
— Здорово?! — Тукка вскочил, поскользнулся на груде железа, упал, вскочил снова. — Еще как, хозяин! Вот этот дело, хозяин! Отправляемся, прямо сейчас, хозяин!
И он от радости вонзил пику в дверь оружейной, едва не снеся мальчику голову.
— Вот это я понимаю, хозяин! — пробасил Тургубадук, вспрыгивая и разрубая алебардой скамейку. — Вот это дело, хозяин! Поехали, поехали!
— Ждите меня у мостика, за воротами, я сейчас, — наказал Каборга, выпроваживая бандитов из оружейной.
— Только вы недолго, хозяин, — радостно оборачивались головорезы, — а то они все лягут спать, и мы никого не зарежем! Никому не отрубим хотя бы две-три головы.
— Я быстро! — успокоил Каборга. — Мне нужно только предупредить взрослых, что я отлучусь на пару-тройку часов, отрубить пару-тройку голов. Ждите!
— Так вы недолго, хозяин!
— Вы побыстрее там...
Они радостно угромыхали.
— Обожаю мерзавцев, — отметил Каборга с удовлетворением.
Он снял со стены старую ржавую кошку, подергал веревку, проверяя, не подгнила ли, направился в каморку советника.
Тот не спал, расхаживая из угла в угол. Ужин на столике был не тронут.