Утешение красотой. Как найти и сберечь прекрасное в своей жизни

«Вы, госпожа королева, красивы собой,
Но Снегурочка в тысячу раз богаче красой!» [2]

Но реальность нашей культурной истории и жизни не может ответить на вопрос о красоте – или дает на него столько ответов, что он продолжает оставаться неразгаданной чудесной загадкой. «Я не знаю, что такое красота», – сказал Альбрехт Дюрер.

Снова и снова люди пытались лишить красоту секрета, похитить ее. Как часто они старались разгадать неприветливое улыбающееся лицо Моны Лизы? Это не картина, которую нужно смаковать с наслаждением, – это вызов. Она никогда не испытывала недостатка в интерпретаторах. Одни утверждали, что женщина оплакивает потерянного ребенка; по мнению других, она беременна и улыбается в предвкушении материнства. Врачи со всего мира предлагали свои объяснения картины. Они подозревали, что натурщица была глухой, страдала желудочными болями, бронхиальной астмой, односторонним параличом лица или артеросклерозом. Французский искусствовед Андре Шастель убежден, что Леонардо да Винчи, который, среди прочего, был анатомом, вложил в эту улыбку свои знания о работе лицевых мышц.

Другие называли ее работой дьявола. Один английский критик писал, что «Мона Лиза» – одна из самых эффектных, самых развратных картин из когда-либо написанных, воплощение всего зла, которое художник был способен придумать и заключить в самую привлекательную форму из возможных.

Исследователи красоты и мыслители никогда не могли прийти к единому мнению о красоте. Они тосковали по ней, искали ее и восставали против нее. Они хотели увековечить ее или уничтожить, ухаживали за ней или презирали ее как декоративную версию страданий реального мира.

Люди всегда стремились дать определение красоте, зафиксировать ее, уловить и заключить в определенную словесную форму.

Большие дома и прекрасные мелочи

Не торопись —

живи среди вопросов!
В один чудесный день
Ты даже не заметишь,
Как ответы тебя настигнут сами.

Райнер Мария Рильке (1875–1926)

Там, откуда я родом, было красиво. Из дома на склоне холма открывался вид на лошадиное пастбище в долине, куда в ожидании гостей выводили лошадей, как будто массовку для фильма. Красивая сцена, на которую хозяева с удовольствием обращали внимание гостей, на деле была весьма скромной: из окна дома не было видно всего этого великолепия, и нам приходилось провожать гостей до лужайки, пока они не вставали именно там, где склон обрывался, открывая вид на безмятежную идиллию пасущихся животных. В этот момент мы довольно улыбались восхищенным взглядам гостей.

«Красота ради красоты не несет искренности, – пишет японский прозаик и эссеист Сакагути Анго. – Проще говоря, это пустота. А то, что пусто, никогда не сможет пленить людей из-за отсутствия правдивости».

Я бы не стала делать таких категоричных выводов. И все же виртуозная красота меня раздражает. Я воспринимаю ее не как дар, а как позу, как постановочную композицию. Как будто ей злоупотребляют, чтобы покрасоваться. Превращенная в символ статуса, в фасад, она несомненно лишается своего достоинства и своей таинственной, нежной, печальной и утешительной магии.

У меня есть страхи, от которых я хотела бы избавиться. Но как?

Я прячусь в убежище своей квартиры. Осторожно вдыхаю целебную атмосферу комнат. «Святость и безопасность дома» – так Эмили Дикинсон называет гнездо, которое вы строите для себя. Убежище, которое создаете для себя. Маленький дом, который вам нужен.

Дом успокаивает меня. Моя квартира стала моим приютом. С ее деревянными полами и книжными полками, с ее нагромождением картин, люстр, подушек и ламп. Квартира, где половицы знают каждый мой шаг, а я знаю каждый их скрип. Где зеркало в прихожей иногда то ласково приветствует меня, то грубо отсылает прочь, увидев меня бледной и несчастной. Где в миске меня ждут яблоки, а растения ждут воды с остатком кофейной гущи.

Мне улыбаются две милые фигурки Будды, которые должны служить подставками для книг, а фотографии внуков и моего мужа, которого уже давно нет в живых, прислонены к собранным на полке камням. На крючке рядом с раковиной висит чайное полотенце, которое использовалось в качестве салфетки на итальянском свадебном ужине моей молодой подруги. Рядом с ним – потертая лампа с блошиного рынка в Мюнхене, которую моя тетя называла страшненькой. На стене – прибитая мной пуговица с изображением розы, а на столе – подсвечник в виде дракона и зеленая свеча-тюльпан.

Я праздную ощущение дома, эту столь необходимую опору в столь неспокойные времена. Для душевного спокойствия я воссоздаю в стенах дома мир красоты. В нишах, в визуальных осях, в небе за окнами – я хочу создавать свою красоту там, где живу. Я хочу видеть и воспринимать ее, хочу жить ей. Я чувстую счастье, когда интерьер, свет и книга, которую я читаю, подходят друг другу. Интерьер, свет и книга – мощная триада для моего самочувствия.