Закончив летом 1882 года «Веселую науку», Ницше пережил духовный и психический кризис, который сам описывал как «откровение». Он чувствовал, что в него вторглось «чувство свободы, абсолютности, силы, божественности», не имеющее ничего общего с конвенциональным «Богом»:
Вдруг, с невыразимой ясностью и точностью, нечто становится видимым и слышимым, нечто, потрясающее, переворачивающее тебя до самых глубин… экстаз… глубина счастья, для которой все самое болезненное и мрачное выглядит не антитезами, а необходимыми условиями[1502]
.Результатом этого экстатического правополушарного видения единства противоположностей стала книга, которая считается его шедевром, «Так говорил Заратустра» (1883–1891) – Ницше верил, что она станет «Библией будущего, высочайшим выражением человеческого гения, содержащим в себе предназначение человечества»[1503]
. В юности Ницше, сын лютеранского пастора, был убежденным христианином и приобрел исключительные познания в писании. Во всех его книгах имеются библейские цитаты и аллюзии; и позже, начав «войну» с христианством, он часто сознательно переписывал значительные библейские отрывки. Он знал, как работает писание, и теперь использовал этот жанр для разрушения конвенциональной религии[1504].«Лирическим героем» его книги стал арийский пророк Заратустра (по-гречески Зороастр), около 1200 г. до н. э. переживший откровения, которые впоследствии положили начало персидской религии зороастризма. Ницше полагал, что, поскольку Заратустра создал мораль, «самую роковую из ошибок», только справедливо будет теперь воскресить его и заставить ее опровергнуть[1505]
. Однако в без-Божном писании Ницше Заратустра получил новую роль. Он сделался идентичен с греческим богом Дионисом, вдохновителем искусства трагической драмы. Много лет назад в «Рождении трагедии» (1871) Ницше доказывал, что в классической греческой трагедии культ Аполлона, представляющего ясность, самообладание и разум, слился с почитанием Диониса, бога изменений и преображений. Наблюдение за тем, как герой борется со смертью, ужасом и бессмыслицей, вместе с положенными на музыку и пропетыми комментариями Хора, по мнению Ницше, помогало зрителям достичьВ своего «Заратустру» Ницше вложил три смысловых пласта[1507]
. Прежде всего это пародия – некоторые сказали бы, пародия на Новый Завет[1508]. Ницше был убежден, что, раскрыв историческую недостоверность писаний, высшая критика уничтожила христианство, и теперь его распад – лишь вопрос времени. В «Заратустре» мы встречаем очевидные аллюзии на Новый Завет. Мы видим, как Зороастр, совсем как Иисус, бродит по свету с группой учеников; одна глава называется «Тайная Вечеря», другая носит пародийное название «О непорочном восприятии». Но «Заратустра» – не просто дешевая пародия на Евангелие; скорее, это утверждение, следующее за отрицанием Бога в «Веселой науке». При жизни Ницше его почти не читали, и ему пришлось стать собственным критиком. Поэтому в его книгах мы часто слышим два голоса: один что-то утверждает, другой уточняет эти утверждения. Таким образом, «пародия» оказывается лишь первым шагом, который необходимо деконструировать, чтобы создать новое видение[1509]. Христианство, верил Ницше, культивировало «рабскую ментальность», основанную на