Утренняя звезда

А князь Бийсолтан волновался как мальчишка, только и думая: «Мой конь, непременно мой победит! Иначе чей же еще?» он настолько увлекся этой мыслью, что не заметил, как его жена Зайнеб стала кокетничать с атаманом, который гостил у них. Но вот атаман повернулся к Фатиме.

— Дорогая княжна, — сказал он, — что вы так невеселы, ведь нас ждет здесь такое интересное зрелище?

Фатима сделала вид, что не слышит слов атамана. Она не отрывала глаз от Касыма, который по-прежнему стоял среди участников состязания.

Вместо Фатимы поспешил ответить атаману ее отец:

— Княжне сегодня что-то нездоровится, господин атаман.

В это время старшина Добай подал команду, и джигиты подвели коней.

Чомай подошел к Бийсолтану и, усевшись позади него, мысленно усмехнулся: «Теперь посмотрим, чья возьмет! Ведь моего коня поведет Салимгерий, мой сын, а не какой-то мальчишка, пусть и самый отчаянный в ауле».

Зазвучала музыка, сопровождаемая харсом{14}. Джигиты быстро вскочили на коней. А кони, будто предчувствуя важные события, нервно вздрагивали, шевелили ноздрями, переминались с ноги на ногу, готовые сорваться с места и нестись…

Люди и на том, и на другом берегу с нетерпением ждали начала скачек.

Когда Сыйлыхан узнала, что сын ее собирается принять участие в скачках, она вся обмерла от страха за него. «Ведь он совсем мальчишка! Еще слетит с коня! О, аллах мой, что же мне делать?!» — причитала она.

Но как ни упрашивала Сыйлыхан Сослана отказаться от скачек, уговорить его не могла. И сейчас она стояла среди женщин ни жива ни мертва. Рядом с ней стояла тоже бледная Гяусар, мать Касыма, и взывала к аллаху:

— О, аллах, дай силы соколиному телу моего единственного сына, сделай так, чтобы он пришел первым!

А Бийсолтан не зря остановил свой выбор на Сослане, он-то знал цену этому мальчишке. «Аллах проклял меня и не дал мне сына, а то бы я показал этому хвастуну Чомаю! Ну, ладно! Еще посмотрим!» — думал Бийсолтан.

Атаман крепко стиснул костлявой рукой нежные пальцы Зайнеб. Она не отняла руки…

Начались скачки. Люди поднялись со своих мест и с волнением следили за мчавшимися скакунами. Особенно горячились Бийсолтан и Чомай.

Добай стоял у скаковой дорожки, следил за конем, на котором мчался его сын Аскер.

— Вот они! Вот они! — раздались голоса.

Толпа рванулась поближе к дорожке. Бийсолтан тоже вскочил, обернулся назад и увидел, что Зайнеб и атаман остались сидеть на ковре, прижавшись друг к другу. Он вспыхнул весь, потом успокоил себя: «Черт с ним! Пусть она увлечет его, это мне на руку, ведь земли, принадлежащие мечети, могут перейти и ко мне».

Когда он увидел своего копя впереди всех, он закричал:

— Я же говорил! Я… говорил!

Внезапно черный Вороной со звездочкой на лбу рванулся вперед, обогнал всех и проскочил за конечную черту. Это было так неожиданно, что на мгновение люди замерли. И в эту секунду черный Вороной уже за чертой споткнулся и упал. Касым, сидевший на нем, полетел через голову коня прямо на камни.

Увидев эго, Фатима вскрикнула и побежала туда, где лежал Касым.

— Так ему и надо, собачий сын, сволочь! — услышала она голос отца.

Когда Фатима подбежала к Касыму, он уже поднялся и стоял, прижимая руку к виску. На пальцах у него была кровь.

Увидя Фатиму, Касым улыбнулся, словно хотел сказать: «Ничего, не бойся, со мной ничего страшного не случилось».

Расталкивая окружавших Касыма людей, подошли Бийсолтан и Салимгерий. Бийсолтан схватил дочь за руку и так больно сжал ее, что Фатима едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть.

Бийсолтан был вне себя от гнева: его скакуна обогнали! А дочь при всем народе подбежала к Касыму! В ярости он с силой рванул ее за руку, уводя из толпы.

А Салимгерий прошипел Касыму:

— Ну, батрак, мы с тобой еще увидимся! — и повернулся, чтоб уйти вслед за Бийсолтаном, но Касым удержал его за руку.

— Может быть, господин, ты скажешь, зачем нам с тобой встречаться? — спросил он. — А ну, говори, что ты от меня хочешь? Ну, говори же… говори! Если ты злишься, что мой конь обогнал твоего, так злись на своего коня! А что еще? Я горец, и хоть не богат, как ты, но честь для меня — прежде всего! С голоду умру, а батраком ни у тебя, ни у другого не буду!

Бийсолтан оглянулся и остановился, прислушиваясь к спору. Однако руку Фатимы из своей руки не выпускал.

— Чего же ты молчишь, сын Чомая? Может, скажешь, зачем мы должны увидеться?

— Я считаю ниже своего достоинства вообще видеться с тобой! — пренебрежительно взглянув на Касыма, сказал Салимгерий.

— А-а-а, отговариваешься? Значит, боишься! — насмешливо протянул Касым. — Думаешь, если богат, то тебе все позволено?! Ошибаешься! Я не из тех, которых пугает богатство.

Заметив плачущую мать, Касым повернулся и пошел к ней.

Бийсолтан, несмотря на свой гнев, был доволен, что Касым обогнал да еще и посрамил хвастуна Салимгерия; хоть и собирался Бийсолтан сделать его своим зятем, все же Чомай теперь поостережется на каждом шагу расхваливать своего сына.

Чомай исподлобья поглядывал на людей, ему было стыдно за сына, который не сумел отстоять свою честь; вступиться за него Чомай не посмел — позорное это для отца и сына дело.