Утренняя звезда

Действительно, брови у Сыйлыхан дугой, глаза искрятся, как у девушки, обдают каким-то особым теплом.

«Вот это тепло тебя еще и носит по земле, — раздумывал Джамай. — Чем же порадовать тебя, чем успокоить?»

А Сыйлыхан взяла у одного из сыновей бешмет, чтобы опять ставить заплаты, и села к огню.

— Оставь, мать, оставь, хватит тебе возиться с нами, ложись, отдохни, устала ведь! — ласково сказал ей Джамай.

— Я поштопаю, пока испечется гырджин{18}. Сынок, — обратилась она к Сослану, — а ты поучил бы лучше молитву для намаза. Грешно не знать эту молитву.

— Правильно говорит мать. Ты один в семье не знаешь молитву, — поддержал ее Джамай.

— А ну, повторяй за мной: «Кылфыуаллаху минет шейден ыррад-жи-и-и-им», — начала Сыйлыхан молитву на арабском языке.

Сослан сидел, повторяя за матерью слова молитвы.

— Мама, а что это значит? — вдруг спросил он.

— Это слова самого аллаха! Нам не положено знать, что они означают. Мы должны их только все время повторять. И тебе обязательно нужно их запомнить, — строго сказала мать.

— Да, да, конечно, мама, я обязательно запомню, — покорно ответил Сослан.

ГЛАВА 5

1

Еще не показалось из-за горы солнце, а Касым и Нанаш были уже на ногах. Они шли к старику Калагерию. Старик встретил их во дворе и пригласил в дом, но Касым, поблагодарив, сказал:

— Мы к тебе не надолго, но по большому делу, за советом. Хотим поделиться тем, что надумали, и послушать, что скажешь.

— О-о, аллах мой! Я охотно выслушаю вас, дети мои, очень рад, — оживленно заговорил Калагерий, усаживаясь на скамью возле дома.

— Так вот, Калагерий, нет больше терпения! До каких пор будут издеваться над нами старшина Добай и все остальные?! Извел он нас всех за то сено, которым накормили мы в тот день свой скот. А ведь если разобраться, то сено-то не его, а наше! Атаман, наверное, этого не знает?

Калагерий долго молчал, глядя прямо перед собой, потом спросил:

— Что же вы надумали делать?

— Мы хотим написать прошение и отвезти его атаману.

— А известно ли вам, дорогие, что атаман с теми, кто издевается над нами, из одной чашки ест?

— Да, но разве он не обязан выполнять свое дело честно? У нас уже нет сил терпеть этого Добая. Совсем замучил он народ. Вспомни, как плачет потерявшая разум несчастная Сапият, а кто сгубил ее мужа? А сколько таких, загубленных им людей? Да что говорить! До каких пор будем терпеть все это?! — возмущался Касым.

— И не только старшина, а Чомай лучше разве?! Ведь этот воротила один торгует маслом и сыром во всех курортных городах. И все земли не хватает. Ему надо очень много… Все наши земли! — негодовал Нанаш.

— Наших богатеев мучает жадность. Даже земли кадия Бийсолтан и Чомай забирают уже в свои руки, — заметил Касым.

— Ну, у кадия земли много, о нем нечего беспокоиться, — вставил Калагерий.

— Да, это, конечно, верно. Но что делать нам? Пользуясь тем, что Бийсолтан хорошо знаком с генералом — начальником области, они хотят теперь завладеть и нашими ничтожными клочками земли, — сказал Касым.

— Генерала они тоже купят! — вставил Калагерий.

— Вот мы и решили написать жалобу атаману, чтобы он одернул зарвавшихся богатеев. И будем еще просить пересмотреть дело Аслануки.

Калагерий сидел задумавшись. Когда-то в молодости он тоже пытался бороться за справедливость, да ничего из этого не вышло; все кончилось тем, что Калагерия обложили непосильными налогами, а когда он не смог расплатиться, отняли у него все и распродали с торгов. С тех пор он всю жизнь жил впроголодь.

Вспомнил все это Калагерий и сказал:

— Да… трудное дело — найти правду!.. Много впереди лишений, горя, нужды, но я верю, что мы все же найдем верный путь! Вы — горцы, дети мои, а настоящий горец ведь ничего не боится. Поэтому идите, родные мои, и ищите этот путь!

2

— Приехали! Приехали! — кричали на улицах аула, и все бежали к дому Аслануки.

Джакджак думала, что явится первой, но когда заглянула в ворота, увидела, что Дугу и Джугу уже там. Помедлив, она решительно вошла во двор. Касым и Нанаш, которые только что приехали от атамана, сидели рядом со стариками на низеньких скамеечках.

За короткое время двор заполнился людьми.

— Ах я несчастная, как давно ношу я свое горе! Теперь как бы не добавилось, — беспокоилась мать Аслануки.

Она и ее муж не решались расспрашивать Касыма и Нанаша, а сами с нетерпением ждали, когда те расскажут об их сыне.

«Может быть, аллах смилостивился и нашему сыночку облегчил участь?» — думала мать. По лица Касыма и Нанаша не давали такой надежды, они были очень печальны.

Когда люди притихли, Касым сказал:

— Отсюда мы отправились в станицу Баталпашинскую к атаману, но его охранники продержали нас три дня, а к нему так и не допустили.

— Где же вы, бедняги, жили эти три дня?

Перебивая друг друга, Касым и Папаш стали рассказывать.