Увлечь за 100 слов. С чего начинается бестселлер?

1. Он создавал вокруг себя атмосферу загадочности

Когда в августе 1834 года Диккенс решил подписать одну из своих ранних зарисовок лондонской жизни псевдонимом «Боз»[111], он, по словам биографа Питера Экройда, «уже фабриковал некую тайну вокруг имени автора». Его литературное alter ego стало источником бесконечных разнотолков среди читателей, которые жаждали узнать, кто скрывается за псевдонимом. Свидетельство тому – написанный несколькими годами спустя стишок:

Кто же, черт побери, этот «Боз»?
Вот большой для ученых вопрос.
Есть ответ, удовлетворитесь:
Этот черт – сам Диккенс.

Выстраивая миф об авторе, Диккенс также продемонстрировал коммерческую смекалку, отвергнув предложенное издателем название сборника коротких произведений «Бульканье Боза и штихель Крукшанка» и заменив его на свое – «Очерки Боза и гравюры Крукшанка»: в то время иллюстратор Джордж Крукшанк был куда известнее скромного молодого писателя. Вместе с издателем он усердно работал над тем, чтобы получить положительные отзывы критиков, и рассылал сигнальные экземпляры всем, кто, по его мнению, пользовался авторитетом в литературном мире. Это было выгодное вложение, поскольку своим успехом «Пиквикский клуб» обязан именно популярности Боза.

2. Во времена романов-фельетонов он понял, в чем сила саспенса

До того, как вышли «Посмертные записки Пиквикского клуба», большинство романов публиковалось в трех томах, их так и называли – «трехпалубные». Диккенс разрушил эту модель. Не он первый использовал форму романа-фельетона, но он пользовался ею виртуозно.

«Пиквикский клуб» выходил частями ежемесячно – обернутые в бледно-зеленую бумагу (с традиционно многословной титульной страницей, игравшей роль блерба), выпуски стоили шиллинг и с нетерпением ожидались читателями. Это нетерпение достигло невероятного накала, когда Диккенс, заметив, что продажи начали падать, ввел комичного персонажа Сэма Уэллера, типичного кокни, и сразу же продажи взлетели до небес (к тому времени уже всем стало известно, кто скрывался под псевдонимом «Боз»). Сама эта литературная форма открывала новые перспективы для продаж и позволяла напрямую реагировать на потребности рынка. Как пишет профессор Кейт Флинт, «невероятный успех “Пиквикского клуба” предопределил рентабельность и привлекательность романа-фельетона»[112].

Роман-фельетон был также замечательным рекламным носителем: к девятому выпуску «Посмертных записок Пиквикского клуба» страниц с рекламой в разделе «Пиквикские объявления» – от «Зерна из Роттердама» и «Мозольного пластыря» до «Новых желчегонных пилюлей Симпсона» – было больше, чем страниц самого текста.

Что подводит нас к следующему пункту:

3. Он полностью одобрил наступление коммерческой эпохи

Девятнадцатый век был временем необузданного потребления. Рекламные щиты, листовки, плакаты, флайеры были повсюду – на упаковках, в журналах, газетах и книгах. Подобно сегодняшним телезрителям, викторианские потребители были привычны к тому, что все на свете прерывается коммерческой рекламой, им были знакомы и понятны разные способы чтения. Один из ярчайших примеров – так называемые «желтые книжки» (дешевое популярное чтиво в желтых бумажных обложках с яркой картинкой на лицевой стороне, легкие по весу и удобные для нового поколения, путешествующего поездами, продавались они в вокзальных киосках). С задней обложки к читателю протягивалась рука, вроде как для рукопожатия, с надписью «Доброе утро» и рекламой типа: «А вы пользовались мылом “Пирс”?»

4. Он с успехом занимался саморекламой

Диккенс был настоящим шоуменом. В юности он мечтал стать актером и даже участвовал в нескольких постановках. Ему нравилось показывать фокусы и читать вслух друзьям, он обожал выступать перед публикой – позже прославился своими турне по всей стране, где – за плату, естественно, – выступал с чтением отрывков из своих произведений. Ради этих выступлений даже корректировал свои тексты, чтобы они лучше звучали со сцены, выделял некоторые пассажи, обозначал паузы, отмечал на полях, с каким выражениям лица следует зачитывать тот или иной отрывок, и редактировал эти заметки с учетом реакции публики. Он постоянно совершенствовал мастерство чтеца. И даже просил, чтобы подиум, с которого он читает, был не очень высоким, дабы публика лучше видела его отрепетированные жесты.