Читаем Узорный покров (The Painted Veil) полностью

"How long have you ... when do you expect to be confined?"- И сколько времени ты уже... когда ты должна родить?
The words seemed to issue from his lips with difficulty.Слова как будто давались ему с трудом.
She felt that his throat was as dry as hers.Она чувствовала, что у него пересохло в горле.
It was a nuisance that her lips trembled so when she spoke; if he was not of stone it must excite his pity.И надо же, как у нее дрожат губы. Если он не каменный, это должно вызывать жалость.
"I suppose I've been like this between two and three months."- У меня сейчас срок два или три месяца.
"Am I the father?"- Отец ребенка я?
She gave a little gasp.Она судорожно вздохнула.
There was just a shadow of a tremor in his voice; it was dreadful that cold self-control of his which made the smallest token of emotion so shattering.Голос его слегка дрогнул, или ей показалось? Будь проклята эта его холодная сдержанность, при которой малейшее проявление чувства так потрясает.
She did not know why she thought suddenly of an instrument she had been shown in Hong Kong upon which a needle oscillated a little and she had been told that this represented an earthquake a thousand miles away in which perhaps a thousand persons had lost their lives.Почему-то ей вдруг вспомнился прибор, который ей показывали в Гонконге, на нем чуть заметно колебалась стрелка, и ей объяснили, что это значит: за тысячу миль от них произошло землетрясение, унесшее около тысячи человеческих жизней.
She looked at him.Она взглянула на Уолтера.
He was ghastly pale.Он был бледен как полотно.
She had seen that pallor on him once, twice before.Таким она видела его только раз, нет, два раза.
He was looking down, a little sideways.Он смотрел в пол, слегка скосив глаза.
"Well?"- Ну?
She clasped her hands.Она стиснула руки.
She knew that if she could say yes it would mean everything in the world to him. He would believe her, of course he would believe her, because he Wanted to; and then he would forgive.Как ему сейчас нужно, чтобы она ответила "да"! Он ей поверит, непременно поверит, потому что хочет поверить. И простит.
She knew how deep was his tenderness and how ready he was, for all his shyness, to expend it.Она знала, сколько нежности он таит в душе и как, вопреки своей робости, мечтает излить ее на кого-то.
She knew that he was not vindictive; he would forgive her if she could but give him an excuse to, an excuse that touched his heart, and he would forgive completely.Она знала, что он не злопамятен; он простит, если только дать ему для этого повод, который затронул бы его сердце, и простит до конца.
She could count on him never to throw the past in her teeth.Никогда не попрекнет ее тем, что было, этого можно не бояться.
Cruel he might be, cold and morbid, but he was neither mean nor petty.Пусть он жесток, мрачен, холоден, но он не подл и не мелочен.
It would alter everything if she said yes.Все пойдет по-другому, стоит ей сказать "да".
Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии