Читаем Узорный покров (The Painted Veil) полностью

"That day, one of our friends, Madame de Viernot, had left for the Carmel without telling any of her relatives.- В тот день наш близкий друг мадам Вьерно ушла к кармелиткам, не сказавшись никому из родных.
She knew that they were opposed to her step, but she was a widow and thought that as such she had the right to do as she chose.Она знала, что они не сочувствуют ее планам, но считала, что, как вдова, имеет право сама собой распоряжаться.
One of my cousins had gone to bid farewell to the dear fugitive and did not come back till the evening. She was much moved.Одна из моих кузин ездила к ней проститься и вернулась только вечером, очень взволнованная.
I had not spoken to my mother, I trembled at the thought of telling her what I had in mind, and yet I wished to keep the resolution I had made at Holy Communion.Я еще не говорила с матерью, я дрожала при мысли, что нужно ей открыться, но не хотела и нарушить обет, данный во время святого причастия.
I asked my cousin all manner of questions.Я стала расспрашивать кузину о ее поездке.
My mother, who appeared to be absorbed in her tapestry, lost no word. While I talked I said to myself: If I want to speak to-day I have not a minute to lose.Моя мать, казалось поглощенная рукоделием, внимательно слушала, а я мысленно подгоняла себя: если говорить, то нельзя терять ни минуты.
It is strange how vividly I remember the scene.Странно, до чего отчетливо я помню эту сцену.
We were sitting round the table, a round table covered with a red cloth, and we worked by the light of a lamp with a green shade.Мы сидели за столом, круглым столом под красной скатертью, и работали при свете лампы с зеленым абажуром.
My two cousins were staying with us and we were all working at tapestries to recover the chairs in the drawing-room.Две мои кузины гостили у нас, и мы все вместе вышивали гладью сиденья и спинки, чтобы обновить стулья в гостиной.
Imagine, they had not been recovered since the days of Louis XIV, when they were bought, and they were so shabby and faded, my mother said it was a disgrace.Подумайте только, на них не меняли обивку с времен Людовика XIV, когда их только купили, и они, как говаривала моя мать, выцвели и обтрепались до безобразия.
I tried to form the words, but my lips would not move; and then, suddenly, after a few minutes of silence my mother said to me:Я пробовала заговорить, но не могла выдавить из себя ни слова, и вдруг моя мать, до того молчавшая, сказала, обращаясь ко мне:
' I really cannot understand the conduct of your friend."Не понимаю поведения твоей подруги.
I do not like this leaving without a word all those to whom she is so dear.Как это можно - уйти, не сказав ни слова тем, кому она так дорога.
The gesture is theatrical and offends my taste.Это какой-то театральный жест, на мой взгляд безвкусный.
A well-bred woman does nothing which shall make people talk of her.Воспитанная женщина не сделает ничего такого, что заставило бы о ней судачить.
I hope that if ever you caused us the great sorrow of leaving us you would not take flight as though you were committing a crime.'"Я надеюсь, что если ты когда-нибудь вздумаешь нас покинуть, что было бы для нас большим горем, то все же не сбежишь тайком, словно совершила преступление".
"It was the moment to speak, but such was my weakness that I could only say:Вот когда нужно было заговорить, но так велика была моя слабость, что я могла только вымолвить:
Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии