Читаем Узорный покров (The Painted Veil) полностью

It was a curious sensation this, that nobody in the world cared two straws whether she was alive or dead.Странное это чувство, что во всем мире нет человека, которому не было бы безразлично, жива она или умерла.
"I cannot understand that you should be reluctant to go home," pursued the Superior amiably. "There are many foreigners in this country who would give a great deal to have your chance!"- Я даже не понимаю, почему вам так не хочется вернуться на родину, - дружелюбно продолжала настоятельница. - Здесь, в Китае, есть немало иностранцев, которые много бы дали за такую возможность.
"But not you, Mother?"- Но вы не из их числа, ma m?re?
"Oh, with us it is different, my dear child.- Ну мы - это другое дело.
When we come here we know that we have left our homes for ever."Мы, когда уезжаем сюда, знаем, что расстаемся с родиной навсегда.
Out of her own wounded feelings emerged the desire in Kitty's mind, malicious perhaps, to seek the joint in the armour of faith which rendered the nuns so aloofly immune to all the natural feelings.Оттого, что ей самой было грустно и больно, у Китти возникло желание - недоброе желание отыскать щелку в той броне религии, что так надежно защищала монахинь от всех естественных человеческих чувств.
She wanted to see whether there was left in the Superior any of the weakness of humanity.Захотелось проверить, неужели в настоятельнице не осталось ничего от слабости, присущей всем обыкновенным людям.
"I should have thought that sometimes it was hard never to see again those that are dear to you and the scenes amid which you were brought up."- Я-то думала, хоть изредка, наверно, становится тяжело, когда вспомнишь, что никогда больше не увидишь дорогих тебе людей и те места, где прошло твое детство.
The Mother Superior hesitated for a moment, but Kitty, watching her, could see no change in the serenity of her beautiful and austere face.Настоятельница ответила не сразу, но Китти, наблюдая за ней, не заметила ни малейшей перемены в безмятежном выражении ее прекрасного строгого лица.
"It is hard for my mother who is old now, for I am her only daughter and she would dearly like to see me once more before she dies.- Это тяжело для моей матери, ведь я у нее единственная дочь, а она уже старая, и, конечно, самое заветное ее желание - еще раз повидать меня перед смертью.
I wish I could give her that joy.Мне жаль, что я не могу доставить ей эту радость.
But it cannot be and we shall wait till we meet in paradise."Но этому не бывать, так что подождем того часа, когда свидимся с нею в раю.
"All the same, when one thinks of those to whom one is so dear, it must be difficult not to ask oneself if one was right in cutting oneself off from them."- И все-таки, как подумаешь о тех, кто тебя любит, невольно задаешься вопросом, правильно ли было порывать с ними всякую связь.
"Are you asking me if I have ever regretted the step I took?" On a sudden the Mother Superior's face grew radiant. "Never, never.- Вы хотите знать, жалею ли я когда-нибудь о своем поступке? - Лицо настоятельницы внезапно преобразилось. - Никогда, никогда!
I have exchanged a life that was trivial and worthless for one of sacrifice and prayer." There was a brief silence and then the Mother Superior, assuming a lighter manner, smiled. "I am going to ask you to take a little parcel and post it for me when you get to Marseilles.Я отказалась от никчемной, пошлой жизни ради другой, посвященной самопожертвованию и молитве. - После короткой паузы она продолжала уже не так торжественно: - Я попрошу вас захватить с собой посылочку и отправить ее почтой из Марселя.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии